Читать книгу - "Магистр - Дмитрий Дикий"

Монастырь и приют бурлили. Иностранный квартал Пекина продолжал героически сдерживать осаду ихэтуаней, пока вокруг творилось непередаваемое. На морях китайцы пытались собрать свой почти не существующий флот, но куда им было против русского броненосца «Сисой Великий»[26], явившегося из Порт-Артура, и двухтысячного отряда морских пехотинцев адмирала Сеймура, высадившегося в Тяньцзине и отправившегося на помощь осажденным европейцам. Державы господствовали на морях. Великий царедворец Ли Хунчжан[27], одряхлевший тигр, которому оставалось меньше года до мучительной смерти, напрасно заигрывал с Бисмарком и Витте, пытаясь выторговать возможности контролировать Маньчжурию (ходили слухи, что он принял от русских огромную взятку). Зря бился он за «самоусиление» старого китайского дракона: обороняться на востоке от японцев, от американцев, от европейцев… строить флот, железные дороги… защищать сердце страны, расположенное так близко к побережью, к границам… на все это уже не было сил. И хвост дракона, позвонками Великой стены дохлестывавший до бескрайних пустынь Центральной Азии, тоже увяз: в него вцепились те же русские и англичане – из Турции, из Афганистана, из Индии. Шла «Большая игра». Ли призывал отдать уйгурам «Новую границу» – Синьцзян, присоединенный полтора века назад, его политические противники, понимавшие приоритеты иначе, решили не отдавать ни пяди. Сановники спорили, страну раздирали драки милитаристских клик, мандарины всех уровней маневрировали между двором (где императрица то задорно громоздилась на европейский велосипед, то исподтишка провоцировала подданных на кровавые расправы с иноземцами), между отупевшим от опиума и беспросветных тягот народом и теми же самыми иноземцами. У этих последних впервые в истории был получен грандиозный заем на синьцзянскую кампанию, призванную отжать русских из Семиречья и англичан отовсюду на западе империи, но никак не способную еще и накачать мускулы погибающего дракона на борьбу с заморскими дьяволами под носом у правительства, на побережье. Обдирая накладные ногти, Древний Китай пытался выбраться из скользкого котла с кипящей лапшой, в который превратился, а попавшие в ловушку местные европейцы наивно думали, что если переместятся от одного края котла к другому, для них что-то изменится. Но котел кипел весь. Уже катился к концу июль, и анаконда Боксерского восстания потихоньку, фут за футом, душила стоическое сопротивление Посольского квартала, а помощи все не было.

Винсент тенью бродил по монастырю целых три дня. Скрипторий – хранилище – дортуар – клуатр… Никто не удивлялся его присутствию, потому что все лихорадочно собирались в новое безопасное место. Нанкин, великая Южная столица! Там все будет по-другому! Еще бы, Нанкин всегда ассоциировался у европейцев с первой англо-французской победой: больше полувека назад дракона впервые взнуздали именно здесь, заставив выплатить двадцать один миллион долларов контрибуции и отдать британцам Гонконг[28]. Китайцы относились к Нанкину подозрительно: буквально через десять лет после Нанкинского договора здесь обосновались восставшие тайпины[29], первым делом разбившие Фарфоровую башню. Но ничего… ничего! Из башни же не чай пить – так что бежать в Нанкин, спасаться! Не покидать же Китай?!

В монастыре тем временем появился новый настоятель, отец Модест, оказавшийся энергичным человеком. Круглый, улыбчивый, с колючими серыми глазами на загорелом лице, он потратил один вечер на тихие консультации с руководством приюта и со старшими воспитанниками, полночи просидел над бумагами покойного отца Иоахима и пришел к каким-то решениям. Наутро сборы активизировались: стало известно, что эвакуация произойдет через пять дней после снятия осады. Никто не желал думать об альтернативах: ведь отбили же впятидесятером англичане, американцы и русские у проклятых боксеров Татарскую стену Посольского квартала? Значит, враг не пройдет.

За три дня хождений Винсент как будто удостоверился, что Агнес немного успокоилась и не предпримет ничего драматического, ночью вновь исчез и отсутствовал двое суток. Когда он опять появился во внутреннем дворике, его ждали четверо старших мальчиков. Детей, если их никто не усыновлял, держали в приюте до семнадцати лет, а потом устраивали работать. К концу этого срока в монастыре оставались самые… нежеланные. История неусыновления Винсента нам известна, а вот вам, читатель, причины, по которым в Святом Валенте до шестнадцатилетнего возраста болтались Люк, Эндрю, Джозеф и Антонио: Джозеф был ленив, Антонио агрессивен, Эндрю вороват, а Люк уродлив (впрочем, как и Джозеф). При этом они отлично владели основным навыком выживания в монастыре: показной набожностью и умением опускать голову, шевеля губами во время молитвы. Подменыша-чейнджлинга они прежде никогда не трогали – слишком уж он был странным, да и мог за себя постоять, а тут…

– Эй, Ратленд, – тихо окликнул черную тень Антонио. – Ты откуда взялся?

Тень медленно развернулась. Винсент оглядывал четверку подростков.

– Язык от страха проглотил, – подхватил Люк. – Где был, говорят?

Они приблизились. И действительно. Надо было быть настолько тупыми и ленивыми, чтобы не понять, что он уходил и возвращался у всех под носом. Не перелезал через неудобную высокую стену, видную изо всех окон, а спускался в заброшенную шахту колодца… Во внутреннем дворе сохранился старый грот, а в нем – вход в цистерну (в былые времена цитадели обзаводились огромными резервуарами с питьевой водой на случай осады). Вход в подобный колодец Св. Валента был оформлен как искусственная пещера, притулившаяся в углу клуатра. Беда с этим углом оказалась одна: полтора месяца назад именно с той стороны внутрь проникли боксеры, и Винсент не мог увести Агнес в подземный ход.