Читать книгу - "Че Гевара. Книга 1. Боливийский дедушка - Карина Шаинян"

Максим возмущенно ахнул, попытался что-то сказать, но генерал жестом остановил его.

— Сам понимаешь, в тот момент нам было не до зоологии, — сказал он. — Не забудь, по сути это была военная экспедиция, мы должны были опередить боливийцев. За нами по пятам шли дикие лесные индейцы, припасы кончались… Но я попросил касика Шиди разузнать для меня что-нибудь, если выпадет случай. И вот животное нашли, и тридцати лет не прошло, — добродушно усмехнулся генерал. — Расскажи ему, Тувига, — попросил он.

Старый индеец вздохнул. Поначалу неохотно, но постепенно все больше увлекаясь, он рассказал, что в его племени есть человек по имени Кавима, нелюдимый и одинокий. В молодости он много путешествовал по Чако, но став старше, осел в поселке, которым правил Шиди, и возделывал небольшое поле. Ни друзей, ни семьи он не завел и никогда не смотрел в глаза. Люди считали, что на душе у него лежит тяжелый грех. Большую часть свободного от работы времени Кавима проводил, либо сидя на пороге своей хижины и будто бы грезя наяву, либо охотясь в одиночестве на мелкого зверя.

Однажды во время охоты Кавима случайно выпил плохой воды и жестоко заболел. Потеряв разум от охватившей его лихорадки, он пытался вернуться домой, но вместо этого уходил все глубже в сельву. В конце концов, он оказался на территории, принадлежащей лесным индейцам — примитивным племенам, которые встречали стрелами любого забредшего к ним чужака. Гуарани боялись и ненавидели их — сельва была дикарям родным домом; они были неуловимы, невидимы, не знали пощады и милосердия, и, по слухам, ели человечину. Постоянного жилья у них не было. Племя кочевало по джунглям вслед за зверем и созревающими плодами, избегая страшных болот, в которых жили серые демоны. Говорили, что они лишают человека разума, а потом съедают.

Однако Кавиму по какой-то причине не тронули. Напротив — дикари забрали его с собой и лечили отваром лианы, от которой душа Кавимы отправлялась в мир мертвых, тело же, наоборот, возрождалось. Постепенно он набирался сил и уже мог худо-бедно объясниться на языке лесных индейцев, когда однажды ночью проснулся от воплей ужаса и тяжелых шагов огромного зверя. Громко трещали, ломаясь под ударами исполинских лап, ветви деревьев. В свете луны Кавима смог разглядеть гигантское животное, ростом как четыре человека, вставших друг другу на плечи. Оно стояло на задних ногах, опираясь на хвост. На глазах у Кавимы оно сломало огромную ветвь дерева и вонзило в нее зубы. Его маленькие глаза светились алым, и когти были острее, чем у ягуара. Его вид наполнил сердце Кавимы страхом, и он побежал вместе со всеми.

Позже лесные индейцы рассказали Кавиме, что это бродит в тоске древний бог Чиморте, лишенный разума. Он является людям в облике гигантского животного — его тело, разделенное с душой, живет в сельве, как дикий зверь. Иногда он приходит во сне к спящим женщинам и очаровывает их. Тех, кто поддастся, изгоняют на болота, где в огромном доме, полном волшебных вещей, заперта его душа. Оттуда никто не возвращался, и ушедших женщин оплакивают, как мертвых.

Кавима и раньше во время своих путешествий слышал эту легенду, но телесное воплощение бога увидел впервые. Вернувшись домой, он рассказал о нем касику Тувиге. Тот, вспомнив о следах, заинтересовавших когда-то русскую экспедицию, попросил Кавиму сделать рисунок животного и вот теперь привез его Алебуку, Белому Отцу, выполнив наконец давнюю просьбу генерала…

Максим шумно вздохнул.

— Потрясающе, — проговорил он. — Иван Тимофеевич, это же все равно что мамонта в Сибири отыскать! Иван Тимофеевич…

Глаза Максима затуманились. На несколько секунд он глубоко задумался, а потом широко улыбнулся и тряхнул головой. Теперь он знал, что делать.

Беляев покачал головой.

— В Сибири на мамонтов не молились, их ели, — сказал он. — Ох, не нравятся мне эти древние суеверия…

— Ты постарел, Алебук, — жестко сказал индеец, когда Максим ушел. — Мальчишка завтра же побежит в Чако.

— Ну что ты, друг мой, — возмущенно всплеснул руками Беляев, — он прекрасно все понимает, просто немного слишком увлекся своим зверьем. Надо же и на людей смотреть иногда! Эта история заставит его задуматься. Он же хороший, разумный мальчик!

— Авантюрист он, — неожиданно вмешалась Александра Александровна. — Яблоко от яблоньки…

— Ты ошибаешься, милая, — кротко возразил Беляев, — вот увидишь, теперь мальчик наконец-то возьмется за ум и подготовится в университет…

Пуэрто-Касадо, ноябрь, 1956 год

Максим растерянно стоял на пристани, мрачно озирая свое снаряжение. Ящики консервов, свертки сетей и веревок, гамак, москитная сетка, несколько ружей… Отдельно красовался завернутый в бумагу медвежий капкан, одолженный у соседа, бывшего начальника погранзаставы за Читой и страстного охотника, с невероятными приключениями и вне всякого здравого смысла дотащившего огромную железяку до Асунсьона. В шею Максима врезался ремень фотоаппарата. Совершенно непонятно было, как со всем этим добром добираться не то что до смутной точки в глубине сельвы, а хотя бы просто до гостиницы. Пароход ушел вверх по Парагваю, оставив Максима одного среди развороченной красноватой земли, луж и пыльных кактусов. Воздух дрожал и звенел; Максим в сотый раз остервенело хлопнул себя по шее и подумал, что Беляев ни разу не рассказывал, что Чако — это в первую очередь москиты, много, очень много москитов.

Максим зажмурился, смутно надеясь, что очнется дома, в Асунсьоне, и злобно застонал, когда москит впился ему в веко.

— Буэнос диас, синьор, — послышался откуда-то сверху неуверенный голос. Максим открыл глаза. Перед ним возвышался сидящий на облезлой чалой кляче маленький щуплый индеец. Вторая кляча, гнедая и не менее облезлая, топталась позади, привязанная за повод к седлу. Индеец смотрел на Максима с недоумением, явно не понимая, в какую категорию определить пришельца и на каком языке с ним разговаривать.

— Доброе утро, — уныло ответил Максим на гуарани. Индеец довольно хмыкнул.

— Меня зовут Хосе, — сказал он, слегка приподнимая потрепанную соломенную шляпу. — Я могу довезти ваши вещи до гостиницы.

— Огромное спасибо! — воскликнул Максим. — Вы меня просто спасете.

— Приехали по делу? — спросил Хосе, спешившись и с любопытством озирая баулы Максима.

— Я приехал ловить зверей, — ответил Максим, чувствуя себя идиотом. — Вот таких, — и он зачем-то протянул индейцу рисунок, бережно хранящийся в нагрудном кармане рубашки и уже порядком истрепавшийся.

Издалека донесся крик парохода. Желтая вода ходила плоскими волнами, и на них плясали радужные нефтяные пятна. На кактус налетела мелкая пичуга, ловко нырнула между страшными иглами и упорхнула, унося в клюве изувеченного жука. Хосе сощурился, поправил шляпу и одернул переступающую с ноги на ногу лошадь.

— Я ловил зверей для одного бородатого гринго, — гордо сказал он, рассматривая картинку. — Два… Нет, три года назад. Тот гринго был совсем сумасшедший — забил зверьем весь дом синьоры Паулы и платил деньги даже за лягушек. Я учил его ловить оранжевых броненосцев — глупые звери. Я поймал ему много животных. Но, конечно, не таких больших, — и он снова уважительно взглянул на набросок мегатерия, рядом с которым Максим для масштаба нацарапал дерево. — Говорят, гринго написал об этом книгу… Говорят, это хорошая книга, смешная, — индеец сморщился.