Читать книгу - "Самый темный вечер в году - Дин Кунц"

Обычно костер на берегу может ее умиротворить, но не всегда. Случается, что гореть должно что-то более серьезное, чем сосновые полешки, высохшие водоросли и плавник.

И словно Лунная девушка может заставить мир удовлетворять ее потребности, что-то идеальное для поджога встречается на пути. Такое случалось не раз.

То есть в ночь, когда костра ей недостаточно. Лунная девушка выходит в мир, чтобы найти нужный ей огонь.

Однажды Харроу увез ее на сто двадцать миль, прежде чем она определилась с местом, где должен вспыхнуть огонь. Иной раз ей ничего не удается найти до зари, а уж потом восходящего солнца хватает, чтобы свести на нет распирающую Лунную девушку ярость.

В эту ночь ему приходится проехать по узким сельским дорогам только тридцать шесть миль, прежде чем она говорит:

— Вот. Давай сделаем это здесь.

Старый одноэтажный дом с обшитыми досками, крашеными стенами, других поблизости нет, отделен от дороги ухоженной лужайкой. Ни в одном окне не горит свет.

В свете фар они видят две купальни для птиц, трех садовых гномов, миниатюрную ветряную мельницу. На переднем крыльце два кресла-качалки из гнутой древесины.

Харроу проезжает еще четверть мили, пока перед самым мостом не находит узкую проселочную дорогу, отходящую от шоссе. Она спускается к опоре моста, они сворачивают на нее и у самой реки, где черная вода скорее поглощает, чем отражает лунный свет, оставляют автомобиль.

Возможно, проселочной дорогой пользуются рыбаки, которые приезжают, чтобы половить окуней. Во всяком случае, в этот час их нет. Глубокая ночь больше подходит для поджога, а не для рыбалки.

Но с двухполосного шоссе «Мерседес» не виден. И хотя редко кто ездит по этим дорогам глубокой ночью, про меры предосторожности забывать нельзя.

Харроу достает канистру из багажной ниши за сиденьями.

Ему нет нужды спрашивать, захватила ли Лунная девушка спички. Они всегда при ней.

Цикады поют друг другу серенады. Жабы удовлетворенно квакают всякий раз, когда сжирают цикаду.

Харроу подумывает о том, чтобы пойти к дому напрямую, через луга и дубовую рощу. Но особой выгоды в этом нет, разве что они запыхаются по пути.

Тем более что до цели какая-то четверть мили. Вдоль асфальтированной дороги растет высокая трава, кусты, редкое дерево, то есть они в любой момент могут найти укрытие, если увидят фары или услышат шум двигателя приближающегося автомобиля.

Они поднимаются с берега реки к асфальту.

Бензин плещется в канистре, нейлон шуршит при ходьбе, когда одна часть куртки трется о другую.

Лунная девушка никаких звуков не издает. Даже шагает совершенно бесшумно.

— Ты задаешься вопросом почему? — внезапно спрашивает она.

— Почему что?

— Поджог.

— Нет.

— У тебя никогда не возникает этот вопрос? — настаивает она.

— Нет. Ты же этого хочешь.

— И тебе достаточно?

— Да.

Звезды ранней осени такие же холодные, как и зимой, и ему вдруг кажется, что небо над ними не бездонное, а мертвое, плоское, замороженное.

— Ты знаешь, что хуже всего на свете?

— Скажи мне.

— Скука.

— Согласен.

— Она направляет тебя.

— Да.

— Но куда?

— Скажи мне.

— Туда, где ничего нет.

— Ничего из того, что ты хочешь?

— Вообще ничего, — поправляет она.

Ее безумие завораживает Харроу, ему с ней никогда не скучно. Поначалу он думал, что через месяц-другой они разбегутся, но они вместе уже семь месяцев.

— Это ужасает, — говорит она.

— Что?

— Скука.

— Точно, — искренне говорит он.

— Приходится что-то делать.

Он перекидывает тяжелую канистру из правой руки в левую.

— Меня это выводит из себя, — добавляет она.

— Что?

— То, что я в ужасе от скуки.

— Занимай себя.

— Все, что у меня есть, это я.

— И я, — напоминает он ей.

Она не подтверждает, что он необходим ей в ее борьбе со скукой.

Половина дистанции до обшитого досками дома уже позади.

Мигающий свет движется поперек звезд. Это всего лишь самолет, летящий слишком высоко, чтобы до земли донесся шум его двигателей. И, если кто-то из пассажиров не спит и приник к иллюминатору, ему не увидеть парочку, что шагает по сельской дороге.