Читать книгу - "Хозяйка Империи - Раймонд Фейст"

Госпожа выудила из вазы сладкую пастилку, сделанную кондитерами чо-джайнов, подбросила ее в воздух — и посыльный, вмиг забыв о церемониях, ловко подпрыгнул и поймал диковинную сладость.

— Не скажешь ли, Кализо, когда в Равнинный Город повезут очередную партию шелка, приготовленную для отправки в Мидкемию?

— На следующей неделе, госпожа. — Мальчишка слегка шепелявил, к тому же рот у него был набит пастилой.

Немного помедлив, Мара дрожащими пальцами взяла перо.

— Мне нужно передать с приказчиком одно письмо, — сказала она. — Сбегай за ним, пусть придет сюда.

— Я мигом, госпожа. — Мальчуган поклонился и испарился с такой скоростью, что любому стало бы ясно: он был просто создан для этой должности.

Мара быстро запечатала свое краткое послание, адресованное в Мидкемию, в Королевство Островов, магу Миламберу. Поставив на свиток печать Акомы, она подумала, что подписала себе смертный приговор.

Вскоре Кализо вернулся с приказчиком. Услышав возложенное на него поручение, тот перепугался и задрожал. Это передалось даже малышке Касуме: она захныкала, и Мара кликнула кормилицу. Джастин побросал мелки. Худенький и гибкий, полная противоположность коренастому Айяки, он вскочил с ковра и потребовал, чтобы Кализо побежал с ним наперегонки до кухни. Мара кивком отпустила обоих; юный посыльный ничуть не смутился, и дети выскочили в коридор. Если бы здесь была Накойя, она бы устроила Маре взбучку за такое безобразие… но это было далеко в прошлом.

Оставшись одна, Мара приказала слуге раскрыть ставни, чтобы впервые за много лет полюбоваться вечерним полетом птиц шетра над владениями Акомы. Следя глазами за их замысловатым танцем на фоне золотистых облаков, Мара снова вернулась мыслями к мужу. Он не завел наложниц и больше не выражал разочарования, что Касума родилась девочкой. Однако Мара полагала, что он молчит лишь до поры, до времени. Как-то раз он обмолвился, что по возвращении Мары они вдвоем — без рабов, без слуг — отправятся в путешествие по теплым речным водам, прихватив с собой лишь поднос с легким ужином и немного вина. Хокану обещал сам сесть на весла. Но сколько же времени должно было пройти, прежде чем его план мог осуществиться?

Между тем все было готово к отъезду. Мару удерживало только последнее совещание с Аракаси.

Позднее, когда уже были зажжены светильники, к Маре явился слуга с известием о том, что какой-то бродячий стихотворец нижайше просит госпожу принять его.

— Что еще за стихотворец? — Мара подняла голову от свитка. — Не сказал ли он, что сочинил для меня стихи в стиле со-му-та?

Слуга наморщил лоб: эта премудрость выходила за пределы его понимания.

— Вот именно, госпожа, такими словами и сказал. Вам, говорит, это не все равно. — Тут слуга не на шутку перепугался, что совершил оплошность. — Надо было его прогнать. Оборванец какой-то.

Лицо Мары потеплело.

— Так-так, грязный, оборванный, да еще не один, а с женщиной?

Слуга вытаращил глаза:

— Ты его знаешь, госпожа?

— Знаю, — подтвердила Мара и отложила свиток. — Веди его сюда.

Через пару минут «поэт» и его спутница предстали перед Марой. Аракаси был облачен в накидку, словно перешитую из траченного молью одеяла и отороченную бахромой, срезанной с вытертого ковра. Женщина куталась в выцветший плащ, некогда расшитый резными пластинками из драгоценных раковин. Теперь от них остались лишь редкие обломки да жалко свисающие нити. Не раз латанные сандалии едва держались на грязных ступнях.

Мара хлопнула в ладоши, призывая слуг:

— Воду для умывания, мыло и полотенца. Да выберите из моих платьев какое-нибудь красивое и чистое. — Заглянув под капюшон наложницы, она разглядела копну блестящих волос густо-медового цвета. — Лучше всего подойдет зеленый цвет. — Отдав эти приказания, она обратилась к Аракаси:

— Что желаешь получить на ужин? У тебя, как всегда, голодный вид. — Заметив, что Мастер тайного знания набрал полную грудь воздуха, она погрозила пальцем. — Нет, нет, стихи подождут, сначала вам обоим нужно подкрепиться с дороги.

Аракаси с театральным поклоном откинул капюшон. В мерцании светильника он выглядел вконец изможденным. Мару поразил его вид. Потом наложница сбросила плащ, и, перехватив брошенный на эту девушку взгляд Аракаси, Мара все поняла.

— Как видно, ты и есть Камлио, — проговорила она. — Добро пожаловать.

Девушка хотела согнуться в глубоком поклоне, но Аракаси удержал ее, подхватив под локоть. Она слег-ка отстранилась.

Словно не заметив этого признака отчуждения, Аракаси негромко сказал:

— Госпожа заплатила за твою свободу, но не за услужливость. Договор гласит, что ты сама можешь им распоряжаться: хоть разорвать, хоть перепродать — дело твое.

Его быстрые пальцы разгладили ворот ее платья. Светлые глаза на захватывающе прекрасном лице вспыхнули досадой.

Мара едва не отшатнулась: уж очень эта девушка походила на другую, на куртизанку по имени Теани, которая некогда покушалась на ее жизнь.

— О боги, — только и прошептала она. — О милосердные боги.

Тогда заговорила Камлио, в ее низком, грудном, голосе сквозила скрытая ненависть:

— Мне хотелось бы услышать подтверждение этому от госпожи, на чьи деньги я куплена.

Мара пропустила мимо ушей ее дерзость.

— Можешь доверять Аракаси, как мне самой. Знай, Камлио, я ведь тоже обязана ему жизнью и с радостью приняла от него этот дар. Он тебя отыскал, дитя мое, это верно, только помни: это я выкупила тебя из рабства. Не думай, будто тебя доставили сюда ему в награду. Ты сама себе хозяйка, Камлио. У меня есть сын и дочь, которые благодаря тебе, хочу верить, вырастут и унаследуют мантии властителей. Моя благодарность безмерна. Ты вольна хоть сейчас уйти от Аракаси, покинуть эти владения, выбрать свой путь. Я дам тебе денег, чтобы первое время ты ни в чем не нуждалась. Можешь завести свое дело, заняться торговлей или просто жить в свое удовольствие. Если захочешь

— пустишь эти деньги на приданое, подыскав достойного жениха. Но если ты предпочтешь поступить ко мне на службу — буду только рада.

Тишину нарушало лишь слабое потрескивание светильников. Пальцы Камлио сжимали и разжимали ветхую ткань платья. Она по-прежнему стояла без улыбки, вытянувшись, как струна. Мара заставила себя выдержать ее холодный, враждебный взгляд.

— Что тебе больше по душе, Камлио?

Доброта лишь вызвала у девушки еще большую подозрительность, и она с вызовом ответила:

— О великая госпожа, Слуга Империи, мне по душе одиночество. Не надо богатых нарядов — мне милее нищенские лохмотья. Не хочу, чтобы мужчины пожирали меня глазами. Мне нужна простая циновка и отдельная комната.

— Ты это получишь, — пообещала Мара и вызвала свою горничную, Мису, чтобы та отвела девушку в спальню для гостей и помогла ей устроиться.