Читать книгу - "Война за Возвышение - Дэвид Брин"

Теннанинец оказался упрям. Принять его не было возможности.

Каулта можно было счесть стереотипом, карикатурой на его народ – он грубовато-добродушный, открытый, честный до глупости и такой доверчивый, что доводил Утакалтинга до раздражения. Глиф тив'нус не в состоянии выразить замешательство Утакалтинга. За последние несколько дней нечто более ощутимое, нечто острое и язвительное, напоминающее человеческую метафору, стало формироваться в нитях его короны.

Утакалтинг понял, что начинает сердиться.

Чем же можно вызвать подозрения Каулта? Утакалтинг подумал, не стоит ли поговорить во сне, высказать какие-нибудь намеки и признания. Хоть тогда что-нибудь пробьет толстый череп теннанинца? Или нужно отказаться от тонкостей и полностью переписать сценарий: пусть Каулт сам раскрывает нераскрытые страницы!

Утакалтинг знал, что индивидуумы внутри вида могут сильно различаться. А Каулт – аномалия даже среди теннанинцев. Ему никогда не придет в голову шпионить за своим спутником тимбрими. Утакалтинг не мог понять, как Каулт вообще попал в дипломаты.

К счастью, темные стороны характера его народа в нем отразились не сильно. Партия Каулта, по-видимому, не так лицемерна и не так убеждена в собственной непогрешимости, как те, что определяют политику клана. Жаль, потому что одним из последствий планировавшегося розыгрыша Утакалтинга, если он удастся, будет ослабление умеренного крыла.

Достойно сожаления. Но все равно только чудо приведет к власти сторонников Каулта, напомнил себе Утакалтинг. Если дела пойдут так и дальше, это спасет его от угрызений совести по поводу последствий розыгрыша. Сейчас он зашел в тупик. До сих пор путешествие приносит только раздражение. Единственное утешение: они все-таки не в концентрационном лагере губру.

Они находились на холмистой равнине, постепенно повышающейся и переходящей в южные склоны Мулунских гор. Бедная по разнообразию видов растительность уступала место менее монотонной – низкорослые деревья и эродированные террасы, чья красноватая и желтоватая почва блестела в утреннем свете, подмигивала, как будто намекая на тайны давно ушедших дней.

Путники все ближе подходили к горам, Утакалтинг продолжал следовать за голубоватым мерцанием, иногда таким слабым, что он едва различал его.

Он точно знал, что Каулт со своим специфическим зрением такой блеск вообще не заметит. Так он спланировал заранее.

Утакалтинг шел впереди и тщательно искал красноречивые намеки. Каждый раз, заметив такой знак, он делал одно и то же: старательно заметал следы, старался невзначай выбросить каменные орудия, украдкой записывал что-то и тут же прятал записи, когда из-за поворота показывался его спутник.

Любой на его месте уже буквально кипел бы от любопытства. Но, увы, не Каулт.

В это утро настала очередь теннанинца идти впереди. Их путь пролегал мимо болотистой низины, все еще влажной от недавних обильных дождей. И прямо поперек их тропы шла цепочка отпечатков, проложенных не больше нескольких часов назад. Здесь явно проковылял кто-то на двух конечностях, опираясь на третью. Но Каулт равнодушно прошел мимо, втягивая воздух большими дыхательными щелями и гулко замечая, какой хороший и свежий сегодня день!

Утакалтинг утешался тем, что эта часть его плана всегда казалась ему рискованной. Наверно, она обречена на провал.

«Может, я недостаточно умен. А может, и мой народ, и народ Каулта выбрали для этой захолустной планеты самых тупых своих представителей».

Даже среди людей найдутся такие, которые придумали бы что-нибудь получше. Например, один из легендарных агентов земного Совета.

Конечно, никаких агентов или тимбрими, обладающих большим воображением, на Гарте, когда разразился кризис, не оказалось. И Утакалтингу пришлось по своему разумению разрабатывать план.

Он думал о второй половине розыгрыша. Ясно, что губру клюнули на его наживку. Но насколько сильно? Сколько неприятностей он им доставил? Чего это стоило? И – что гораздо важнее с точки зрения галактического дипломата – сумел ли он поставить их в неловкое положение?

Если губру оказались такими же недалекими и неповоротливыми, как Каулт...