Читать книгу - "Ладога - Ольга Григорьева"

– Никого. – Хлюст подошел к ярлу, озабоченно поглядывая на меня. Видать, боялся – опять начну спорить. Не напрасно боялся – противореча ему, издалека донесся звонкий голос:

– Нашли! Живая!

Я сорвался с места, заорал, срываясь на тонкий сип:

– Не подходите к ней! Это Чума!

– Я не Чума. – За спиной молодого воя стояла, пошатываясь, простоволосая босая женщина в оборванных лохмотьях. – Я даже не знаю, кто такая Чума. Я жрица Живы. Источника, убивающего любую хворь.

На худом узком лице женщины, глубоко запав внутрь, сияли ясным разумным светом чистые голубые глаза. Зато весь остальной облик жрицы был страшен. Даже губы, потрескавшиеся и покрытые ссохшимися болячками, шевелились с трудом, будто вымучивая каждое слово. Она заметила мой испытующий взгляд, приподняла остатки поневы, обнажая изуродованную язвами и пятнами ногу:

– Да, я больна. Давно. Я заболела раньше всех, но Жива не отдает меня Морене. – Она улыбнулась. Из треснувшей нижней губы на подбородок жрицы потекла струйка густой бурой крови. – Наверное, я была очень хорошей жрицей.

– Почему же твоя вода не спасла их? – Эрик повел рукой на уже занимающееся огнем печище.

Женщина помрачнела, голубые глаза потухли:

– В это лето мой источник высох. Там не осталось ни капли. А потом пришел Темный и привел в печище красивую девушку. Я не хотела ее пускать, но Старейшине она глянулась. Он взял ее, и она поцеловала мне руку, умоляя не противиться его решению. Я тогда впервые не поверила своему сердцу. – Жрица задумчиво кивнула головой. – Она была так мила, так ласкова… Никто не мог поверить, что она посланница Морены. Даже я…

– Что было потом?

– Потом? Потом люди умирали, а она плясала меж домами и смеялась так, что даже звери ушли из нашего леса. А вместо них появились Лешаки и прочая нежить. Некоторые люди, кого еще не коснулась пришелица, пытались ускользнуть из села, но нежить не пускала их, запутывала и вновь возвращала к родным домам. А я видела все это и не могла умереть.

Жрица понурилась. Дружинники стояли вокруг нее, смотрели с болью на склоненную голову, но подойти не решались.

– Убейте меня, – вдруг попросила женщина. – Я хочу смерти. Внутри меня страшная боль и жар. Иногда я даже сплю в снегу, пытаясь унять его, но бесполезно. А пятна все больше и больше покрывают мое тело. Жива оберегает меня от диких зверей, а сама я не могу наложить на себя руки – это будет оскорблением для моей богини. Помогите мне умереть…

Эрик достал длинный нож. Ему, как и многим из столпившихся, часто доводилось отпускать на волю души тяжело раненных друзей. Это было куда как труднее, чем убить незнакомую женщину, молящую о смерти. Она увидела нож в его руках, откинула назад голову, обнажая подрагивающее горло, предупредила:

– Постарайся не коснуться меня и брось потом свой нож в огонь. Подожди. – Она сделал несколько неуверенных шагов в сторону ближайшей избы. – Убей меня там. Я сгорю вместе со своим родным печищем.

Эрик покорно шагнул вслед за ней в темный провал входа, а через мгновение появился оттуда, уже без ножа, и хмуро велел:

– Поджигайте!

Немногие могли бы столь хладнокровно зарезать женщину и предать огню ее тело. Я начинал уважать ярла. Горяч, конечно, пылок, а все же крепок духом да умен.

Печище горело всю ночь. Ярко горело, так ярко, что освещало молчаливые лядины вокруг. Чума ярилась в огне, завывала, разбрасывая в предсмертном усилии горящую плоть домов, выпуская в небо свою темную обгорелую душу густыми дымными клубами. Люболяды отдали свою дань Новоградскому Князю…