Читать книгу - "Пентакль - Марина и Сергей Дяченко"

All the world's a stage

And all the men and women are merely players.

William Shakespear

Когда иду я в балаган,

Я заряжаю свой «наган».

Вилли Токарев

Все было пасмурно и серо.

Так сказал однажды поэт, а мы просто повторили, безо всякого злого умысла.

День выдался никакой. Это гораздо хуже, чем просто скверный или отвратительный. Идешь-бредешь нога за ногу, маешься в поисках определения, и в душе свербит, а почесаться – ну никак, потому что и день точно такой же, и вся жизнь, похоже, с ним заодно. Природа колебалась, большей частью успев отказаться от пафоса золотой осени, но еще не утвердившись в окончательной мизантропии ноября. Идея прогуляться по парку с самого начала выглядела абсурдной – как любой абсурд, эта идея засасывала и поглощала по мере воплощения в жизнь. Двое молодых людей, Он и Она, двигались к цели медлительно и ритмично.

Сизифы в конце рабочего века, согбенные над опостылевшим камнем.

Требовалось волевое усилие, чтобы подавить нарастающее раздражение. Упрямый голем ворочался где-то под ложечкой, норовя вырасти, расправить затекшие члены, явиться в мир – резким словом, недовольной гримасой, ссорой на пустом месте.

– Свернем на Черноглазовскую?

– Там все перекопали… я на каблуках…

– Тогда по Кацарке?

– Там химчистка. От нее воняет.

– Ну ты сама не знаешь, чего хочешь…

До парка они все-таки добрались. С сознанием выполненного долга миновали ворота. Обогнули памятник пролетарскому стихотворцу со значащей фамилией: то ли Бедный, то ли Горький, то ли еще кто-то, сразу и не вспомнишь. Когда над головами сомкнулись ветви старых лип, перечеркнув и частично оживив серость небес, а асфальт запестрел редкими мазками желто-багряных листьев – голем раздражения на время угомонился. Неохотно, с ворчанием присел на корточки, задумался: как быть дальше?

Отошел на заранее подготовленные позиции, выражаясь военным эвфемизмом.

Из ноздрей голема двумя струйками пара сочилась грусть. Туманом окутывала сердце, норовя осесть ледяными каплями уныния. Воскресенье называется! Ему и Ей хотелось праздника, пронзительной синевы над головой, солнечных бликов под ногами, играющих в пятнашки, палитры осенних красок и улыбок нарядно одетых прохожих. Но воскресенье обмануло простачков, обернувшись еще одной страницей будничной рутины. И солнце с небом обманули. И понурые деревья. И зомби-прохожие с отрешенными лицами. И парк обманул. Обнадежил, пригасив раздражение, заманил – и бросил на произвол судьбы, вместо праздника сунув дурно пахнущий кукиш.

Они продолжали бездумно идти по центральной аллее.

За деревьями кричали дети. Вопли отдавались в ушах резкими диссонансами, какофонией суматохи. Рассевшись на ограждении выключенного фонтана, компания парней хлестала пиво. Он и Она переглянулись, с укоризной качнув головами. Юнцы и так навеселе, а сейчас добавят водки, и их потянет на подвиги. Рядом с фонтаном пустовало открытое кафе: можно обосноваться там, на дворе не холодно, взять клюквенный мусс или кофе со сливками – но не рядом же с компанией хулиганья?!

Надсадно скрипели качели. Монотонно крутилась карусель; облупленные фигуры коней, оленей, львов и космических кораблей сливались в мутную толчею. Со стороны «Сюрприза» доносился восторженный визг. Массовик-затейник уговаривал народ прыгать в мешках и ловить зубами монету в миске сметаны. За это обещались плюшевые слоны в ассортименте. Мегафон хрипел, искажая слова, превращал бодрую фальшь массовика в бред похмельного неврастеника.

– Боже, как все осточертело…

– Ага…

В боковой аллейке было тихо. Шум парка отступил, кривляясь издали, почти неслышно. Лишь шаги отдавались гулким эхом в тоннеле: сверху нависли арки облетевших каштанов, по бокам – плотная стена кустов, под ногами – твердая сырость выщербленного асфальта. Аллейка забирала влево, и Он слегка удивился: вроде бы раньше отсюда по кругу выбирались к Динамовской, к остановке трамвая. Впрочем, Он тут сто лет не гулял, мог и ошибиться.

– И здесь эта пакость…

– Да уж…

Пакостью оказался аттракцион: дешевый, расположенный на отшибе. Угловатая халабуда параноидальной расцветки «а la марсианец» для любителей бодрых космоопер. Формой же аттракцион более всего напоминал купол космической станции, по которому долго и старательно бил молотом очень злой и очень большой пришелец.