Читать книгу - "Пятница, тринадцать ноль-ноль - Ирина Комарова"

– Действительно, стоит, – пробормотал гроссмейстер Пьелуджио. Что же с ним делать-то теперь?

В Зале Советов повисло тяжелое молчание. Джузеппе снова деликатно кашлянул:

– Прошу прощения, но… если наше присутствие не обязательно… мы можем быть свободны?

Гроссмейстеры отреагировали довольно вяло, ограничившись, в основном, кивками и невнятным бурчанием. Только гроссмейстер Драйден-Том заявил внушительно:

– Нехорошо. Элдон, пожалуйста, скажи.

Гроссмейстер Элдон, поморщившись, встал со своего кресла, потер поясницу и заговорил:

– Магистр Трио, магистр Торстен, стажер Даман, стажер Лайм, господин Ганц! Не хотелось бы, чтобы вы приняли нашу сдержанность за неблагодарность. Мы, как люди несущие ответственность за покой и благополучие Лагосинтера, высоко ценим ваш вклад в разрешение создавшейся по вине нашего коллеги сложной ситуации, а так же остроумие и выдержку, проявленную вами. Не сомневайтесь, что мы найдем способ достойно выразить нашу благодарность, – он заметил протестующее выражение на лицах стажеров, удивление магистров, ехидную ухмылку Ганца и поднял руку: – Нет, нет! Мы прекрасно понимаем, что вы трудились и подвергали себя опасности вовсе не ради благодарности и, тем более, не ради выгоды, а исключительно из любви к Лагосинтеру! Но согласитесь, маленькая толика взаимности в этом чувстве не помешает, не так ли?

Гроссмейстер Элдон сделал небольшую паузу, на тот случай, если кто-нибудь захочет возразить. Не дождавшись, улыбнулся удовлетворенно и продолжил:

– Но в данный момент, сами видите, нам надо разобраться с гроссмейстером Ристеном. Поэтому, если только у вас нет предложений по решению и этой проблемы, – он снова сделал паузу, – нет? Что ж, разумеется, вам надо отдохнуть.

– Но если надумаете что-нибудь веселенькое, насчет Ристена, немедленно возвращайтесь! – гроссмейстер Пьелуджио помахал на прощание сухонькой ручкой. – Имей в виду, Ганц, я надеюсь на твое чувство юмора!

Таффи, который и не вспомнил, что у него есть собственное жилье, а двинулся вместе со всеми, к дому Джузеппе, заговорил первым:

– Непонятно, почему мы все такие грустные? Ведь, мы победили, и кого победили – гроссмейстера! Это вам не блоху прихлопнуть. А радости нет.

– Какая радость, – отмахнулась Арра. – Я вообще, так себя чувствую, словно меня выпотрошили.

– Это ты устала, – авторитетно объяснил Джузеппе. – Да мы все устали. Ничего, сейчас придем домой, сполоснемся, поедим… нянюшка Матильда мясное рагу приготовит, с ореховым соусом… ты что-то сказал, Пироман?

– Это я сглотнул.

– А-а. Так вот, я говорю, поедим, потом спать завалимся. А уж завтра… собственно, завтра тоже радоваться нечему. Да, конечно, мы победили, но кого? Это тебе не с «Ад Инкорпорейтед» воевать, тут все свои. Рульф, студенты эти… что с ними, с болванами, теперь делать? И гроссмейстер Ристен, естественно.

– Веселенькое ему что-нибудь придумать! – брюзгливо заговорил Ганц. – Вымазать этого гроссмейстера Ристена белилами и поставить на пятачке около университетской столовой: пусть памятник изображает. Вот уж все обхохочутся! С чего он вообще взял, что у меня есть чувство юмора?!

– Действительно, – сочувственно покивала Арра. – Ты, и вдруг, чувство юмора. Надо же, какая нелепость. Да я за все время знакомства от тебя ни одной приличной шутки не слышала.

– Ты несправедлива, – вступился за Ганца Джузеппе. – С месяц назад, он выдал что-то смешное. Помнишь, насчет… м-м-м… или это было два месяца назад? О чем же это он… не помню. Но что-то очень смешное!

– Остряки, – с каждой минутой Ганц становился все мрачнее. – Можно подумать, вы просто фонтанируете идеями, по поводу того, как дальше быть. Не в тюрьму же, гроссмейстера сажать.

– Да, тюрьму, в которой можно удержать гроссмейстера, как-то трудно себе представить, – вздохнул Пироман. – Разве только остальные гроссмейстеры там охранниками будут.

– Ага, все пятеро, – кивнул Ганц. – Ты пойди, предложи им. Может, согласятся.

– Вот если бы можно было, – задумчиво пробормотал Таффи, – его как-нибудь так… окончательно устранить…

– Ты что имеешь в виду? – встревожился Джузеппе.

– Да, ты уж договаривай, – попросил Ганц. – Конкретно, какой способ устранения предлагаешь? Удавить потихоньку, пока он под обездвиживающим? Или устроить показательную казнь на площади? А что? Давненько в Нюрбурге так не развлекались. Сходим, посмотрим, будет, что внукам рассказать. Нам, я думаю, учитывая наше героическое участие, лучшие места выделят, в первом ряду…

– Ганц, прекрати! – пришел в ужас магистр Торстен. – Я ничего такого жуткого… я вообще говорил про изгнание.

– Ох, Таффи, – разочарованно вздохнула Арра, – ну как ты себе это представляешь? С гроссмейстера Ристена снимут обездвиживающее заклинание и скажут: «Совет рассмотрел ваше дело и принял решение – убирайся вон! И больше нам на глаза не показывайся!» Так, что ли?

– Нет, ты забыла, – Ганц, разумеется, не упустил возможности встрять с уточнением. – Гроссмейстеры обязаны ему еще старую котомку вручить, с черствой краюшкой хлеба. Чтобы гроссмейстер Ристен, в своих дальнейших скитаниях, размачивал ее в собственных слезах.

– Что вы ко мне прицепились? – обиделся Таффи. – Я просто имел в виду, что было бы хорошо, если бы он сам ушел, куда-нибудь подальше. И чтобы никто его больше не видел.

– Куда подальше… и чтобы никто больше не видел… – Ганц неожиданно впал в глубокую задумчивость.

– И где ты ему бродить прикажешь? – устало спросил Джузеппе у Таффи. – Лагосинтер не пустыня, все время на кого-нибудь натыкаться будет.

– А гроссмейстер Джанкарино? Он уже, сколько времени где-то бродит и ни на кого не натыкается!

– Куда подальше… и чтобы никто не видел… – негромко повторил Ганц.

– Сравнил тоже! Джанкарино сам ушел, его никто не гнал. И сам не хочет возвращаться.

– Куда подальше… и чтобы никто не видел…

– Ганц, что с тобой? – Арра, наконец, обратила внимание на его бормотание. – Что ты повторяешь одно и то же?

– А? – секунду Ганц тупо смотрел на девушку, потом взгляд его прояснился. – Понимаешь, – сказал он доверительно, – Ристена надо отправить куда-нибудь подальше. И чтобы никто его больше не видел.

– Джузеппе, – Арра обернулась к магистру, – отстань от Таффи. С Ганцем что-то случилось. Может, гроссмейстер Пьелуджио плохо рану обработал, и лихорадка началась? Он заговаривается.

– Тоже новость, – ухмыльнулся Пироман. – Да Ганц все время заговаривается.

Магистры, впрочем, не поддержали его веселья. Переглянулись озабоченно, почти одновременно спросили:

– А что он говорит?

– Да дело я говорю, дело! – оживившийся Ганц всплеснул руками. – Ведь в принципе, против изгнания никто не возражает, так?