Читать книгу - "Искажение - Вадим Панов"

– Останься… – попросил Амон.

– И вот что, – негромко продолжила женщина, – я знаю, что ты спрятал Ольгина в Серебряном Погребе – больше просто негде. А раз догадалась я, скоро сообразят и другие.

Входная дверь хлопнула. Мужчины остались одни.

Помолчали, переживая разговор, после чего Амон кашлянул и осведомился:

– Почему телефон так важен?

– На него прислали видео измены её тогдашнего мужа.

– А ты выяснил, кто это сделал… – вздохнул Кирилл.

– Было трудно, но ты меня знаешь – я упорный. – Машина поправил гарнитуру беспроводной связи в левом ухе. – Я всё узнал.

– Кто?

– Он очень хорошо замаскировал следы, использовал чужой телефон, но я проследил файл…

– Кто?! – перебил друга Амон.

– Шварц, главный помощник Гаапа.

– Получается, Ястребиный с самого начала вёл Ксану в Отражение? Гаап отнял у неё жизнь?

– У Ксаны потрясающий талант, – объяснил Машина. – Ястребиный не мог её упустить.

– Сегодня в Москве будет весело. – Амон резко поднялся на ноги. – Нужно съездить в Погреб.

Ермолай покачал головой:

– Марии Фёдоровне много чего довелось пережить, она осторожнее всех, кого я знаю, так что поверь: Погреб в полной безопасности.

* * *

Боль.

Нестерпимая, лютая боль…

Ольгину казалось, что знал о ней всё. Он думал, ничто и никогда не сравнится с терзаниями его души, его умершей души, полной печали и страдания, думал, что ничто на свете не сможет превзойти муки, испытанные им в тоске по Ольге…

Но ошибся.

Нынешний кошмар превзошёл всё, что он испытывал до сих пор.

Серебро проявило свой бешеный нрав не сразу. Какое-то время выжидало, оценивая жертву, примерялось, как сподручнее будет рвать сотканное из Тьмы тело, и лишь затем повело первую, очень медленную атаку на ненавистную плоть Великого Полнолуния.

Медленно…

Серебро знало, что в Погреб приходят надолго, и не торопилось.

Металлическое дыхание скользнуло по щеке Ольгина небрежным, обещающим много плохого поцелуем, и здоровяку вдруг стало непривычно и неприятно холодно. Он плотнее закутался в тряпку, с удивлением заметив, что ткань, похожая на грубую сеть, и греет тело, и смягчает боль, и замер неподвижной и недовольной совой, подобравшись в центре клетки и не прикасаясь к серебру.

Для Первородных в Погребе проложили узкие деревянные мостки, но одного лишь соседства огромного количества металла хватило Ольгину для мучений. Серебро дышало совсем рядом, постепенно приближаясь, пропитывая гиганта собой и принося жуткую боль. Нет, не сразу… Боль наползала постепенно, сначала – едва ощутимой ломотой в суставах… потом заныли мышцы, не от неподвижности, нет – Ольгин мог не шевелясь просидеть целую ночь, – заныли, отравленные серебром, пропитанные серебром, заныли, потому что отражение злого металла проникло в них… Потом стали покалывать подушечки пальцев. Как будто кто-то невидимый проверял их чувствительность, ведь они… замёрзли!

В тот миг Ольгин понял, что от лютого серебряного холода его спасает только тряпка, завернулся в неё плотнее, постаравшись укрыться с головой… и вот тогда пришла настоящая боль. Как будто Погреб разозлился за то, что Ольгин спрятался от холода, и врезал ему по-настоящему.

Невидимые стрелы вонзились в гиганта разом и со всех сторон. Прошли навылет, разрывая грешную плоть без крови, но от того ещё более страшно. Ольгин выгнулся, едва не свалился с мостков, закричал, стуча руками и ногами по доскам, затем собрался, сжав зубы, думал перетерпеть, но взвыл, когда серебряные стрелы сменились миллиардами невидимых игл, вылетевших из серебряных стен и вонзившихся в него, наполнивших жилы стылым металлом, потёкшим из ушей и глаз, затопившим лёгкие так, что не продохнуть… Взвыл, скрючил пальцы, стал рвать грудь, пытаясь добраться до забравшегося под кожу серебра, проклиная тех, кто его сюда привёл, и тех, из-за кого он прячется, взвыл от лютой муки, заплакал серебром и едва разглядел вошедшую в Погреб старуху.

– Выпей, – коротко велела Мария Фёдоровна, протягивая Ольгину фарфоровую пиалу.

– Уйди! – прохрипел он.

Старуха поняла, что немного опоздала, вздохнула, присела, грубо и крепко обхватила голову грешника, заставила раскрыть рот и влила в горло густую, отвратительно воняющую жидкость. Горячую и терпкую. Настолько горячую, что ободрала до крови глотку, но неожиданно вкусную, а главное – принёсшую облегчение.

– Вижу, серебро тебя совсем не любит, – хихикнула старуха.

– Правда? – выдавил из себя Ольгин. – А я думаю, с чего мне так хреново?

И закашлялся, повалившись обратно на мостки.

– Дальше будет так же, – пообещала Мария Фёдоровна. – Терпи.

– Я постараюсь.

Она укрыла его тёмного тряпкой и погладила по плечу, Ольгин тихо заскулил.

* * *

– Сюда? – угрюмо спросил Сапёр, разглядывая тоннель.

– Да, – подтвердил проводник.

Истребитель шагнул в проход и через плечо бросил вопрос:

– Она одна?

– Ей давно никто не нужен.

– Я имел в виду охрану.

– Я тоже.

– Шутник.

– Спасибо.

Сапёр вздохнул и машинально поправил кобуру – прикосновение к оружию его успокаивало.

Командиру истребителей не нравился проводник – скользкий тип из органиков по имени Мика, ему не нравилось задание – любой ценой добраться до Серебряного Погреба, в котором, скорее всего, укрылся монстр, и даже сама охота на Ольгина перестала ему нравиться. То есть Сапёр безусловно хотел расквитаться за Коротышку, но радости не испытывал – ни от предстоящей мести, ни, тем более, от смерти друга.

А ещё Сапёр ловил себя на мысли, что принявший бой Ольгин нравился ему гораздо больше, чем скользкий Мика, подло договорившийся о встрече с Марией Фёдоровной и ведущий к ней истребителей. И от этого становилось особенно тошно.

Дорога в Серебряный Погреб лежала через метро. Трое истребителей встретились с проводником на «Таганской-кольцевой», затем направились в переход на радиальную и там по очереди нырнули в неприметную дверь «Только для персонала», которую Мика открыл своим ключом. За дверью оказался коридор, стены которого были выкрашены в казённый зелёный цвет, но в нём истребители не задержались: проводник открыл следующую дверь и вывел их на лестничную площадку, от которой уходили вниз стандартные бетонные пролёты. Следующие десять минут путники провели бодро шагая по ступенькам и в конце концов оказались перед старой деревянной дверью, уныло-обшарпанной и с хулиганской надписью в правом нижнем углу.

Мика позвонил, через десять, примерно, секунд послышались шаркающие шаги, и старуха скрипуче спросила: