Читать книгу - "Око за око - Гарри Тертлдав"

— Мне он не нужен, — тускло рассмеявшись, ответила Пенни. — Ящеры показали, что есть много разных миров, не так ли?

Ауэрбах ни разу не видел ее смеющейся с тех пор, как у нее на глазах погиб отец, но смех получился таким горьким, что уж лучше бы он его не слышал.

— Мне не нужен этот мир. Я хочу только одного — чтобы меня оставили в покое.

Ауэрбах подумал сразу о двух вещах. Во-первых, о Грете Гарбо. А во-вторых, поскольку он был родом из Техаса, вспомнил воинственный клич армии Конфедерации, когда она шла в наступление на проклятых янки: «Мы хотим, чтобы нас оставили в покое». Но ни то ни другое не годилось для Пенни Саммерс. Она хотела остаться в Лакине, выйти замуж за соседа фермера, вырастить кучу детишек, дожить до старости и никогда не покидать родного городка.

Даже если бы не прилетели ящеры, этого все равно могло бы не произойти. Война заставила бы ее пойти работать на какой-нибудь завод в большом городе, и кто знает, что бы она стала делать потом? Стоит тебе увидеть большой город, вернуться домой — на ферму или в маленький городишко — становится очень трудно. Но Ауэрбах не мог ей этого сказать, ведь ее жизнь уже изменилась.

— Мисс Пенни, сидеть здесь, словно наседка в гнезде, неправильно. Выходите из дома, займитесь делом, вам будет легче забыть прошлое и вспомнить, что впереди у вас вся жизнь.

— И что изменится? — безжизненным голосом спросила она. — Похоже, мир прекрасно может существовать и без меня. А мне совсем не нравится, во что он превратился. Лучше уж я буду сидеть в своей комнате, пусть все идет, как идет. Если через минуту, или неделю, или месяц на дом упадет бомба, мне будет жаль других людей, а себя — нисколько.

Ауэрбах видел солдат, которые говорили то же самое. Иногда живой человек просто не в состоянии вынести бесконечные сражения. Минный шок, так это называлось во время Первой мировой войны; теперь же — военная усталость. Пенни видела только одно сражение, но скольким солдатам доводится стать свидетелями смерти собственного отца? Никто никогда не знает, отчего человек может соскользнуть к самой грани.

И никто не знает, что может вывести его из этого состояния. Иногда такого средства просто не находится. Кое-кто из его парней только и мог, что присматривать за лошадьми здесь, в Ламаре. Двое оправились настолько, что смогли сесть в седло, но они вели себя безрассудно, сражаясь с ящерами, — и погибли. А некоторые пережили чудовищные вещи и стали только крепче. Жизнь — диковинная штука.

Ауэрбах обнял Пенни за плечи. Она была привлекательной девушкой, но у него ни на секунду не возникло ощущения, что он прижимает к себе женщину. Почему-то Ауэрбах вспомнил, как обнимал деда, когда тот начал потихоньку выживать из ума: тело на месте, а разум бродит где-то далеко.

И отпустил ее.

— Вы должны сами справиться со своим горем, мисс Пенни. Никто за вас этого не сделает.

— Я думаю, вам следует уйти, — сказала она, причем выражение ее лица ни капельки не изменилось.

Чувствуя, что потерпел поражение, Ауэрбах открыл дверь и зашагал к лестнице. Ребенок продолжал вопить, чуть дальше орали друг на друга мужчина и женщина.

— Берегите себя, капитан, — прошептала ему вслед Пенни так тихо, что он едва различил ее голос.

Он быстро повернулся, но дверь уже закрылась. «Может быть, стоит вернуться?» — подумал он. Поколебавшись немного, он начал спускаться. Возможно, еще не все потеряно — по крайней мере, не совсем.

* * *

Поскольку британская армия наступала, продвигаясь на юг, чтобы дать сражение остаткам армии ящеров на английской земле, Мойше Русецки получил отпуск на день — навестить в Лондоне свою семью.

Добравшись до окраин города, он понял, что может снять повязку с красным крестом и никто не обратит на него внимания. Лондон и раньше подвергался обстрелам; сейчас же казалось, что он превратился в руины. Здесь можно было скрываться годами и выходить, только чтобы добыть пропитание. Судя по затравленным взглядам большинства прохожих, именно так и обстояло дело. У некоторых Мойше видел оружие. Он сразу понял, что оно предназначено не только для того, чтобы сражаться с ящерами.

Направляясь в Сохо, где жила его семья, он с трудом пробирался сквозь горы мусора. Вывески исчезли еще в 1940 году, когда городу угрожало вторжение нацистов; сейчас же целые улицы превратились в непроходимые руины. Кроме того, ориентиры, помогавшие ему находить свой дом раньше, перестали существовать: Биг-Бен, Триумфальная арка в Гайд-парке, памятник королеве Виктории рядом с Букингемским дворцом. В сумрачный день вроде сегодняшнего даже определить, где находится юг, было трудно.

Мойше прошел пару кварталов по Оксфорд-стрит, прежде чем сообразил, где находится, — неподалеку располагалась студия Би-би-си. Здание студии уцелело. Снаружи стоял человек с винтовкой. Сначала Русецки решил, что это самый обычный солдат из тех, что охраняли студию. Он далеко не сразу сообразил, что перед ним Эрик Блэр, в железной каске и с нагрудным патронташем.

Блэру потребовалось даже больше времени, чтобы узнать Русецкого. Когда Мойше подошел к нему, англичанин угрожающе вскинул винтовку и прицелился. Он держал ее уверенно и спокойно, и Мойше вспомнил, что Блэр участвовал в гражданской войне в Испании. И тут Блэр опустил оружие и с сомнением спросил:

— Русецки?

— Точно, — на своем не слишком уверенном английском ответил Мойше. — А вы Блэр.

Если назвать его по имени, может быть, он не станет стрелять. Русецки показал на дверь.

— А мы все еще здесь работаем?

— Вряд ли. — Блэр с такой силой тряхнул головой, что чуть не лишился каски. — В Лондоне вот уже две недели нет электричества — или больше? — не помню. Я слежу за тем, чтобы никто не стащил наше оборудование. Если бы мы тут занимались делом, охрана была бы понадежнее. — Он нахмурился. — Надеюсь, опытные солдаты еще где-нибудь остались.

Далеко на юге заговорила артиллерия. Ящеры, атаковавшие город с севера, были разгромлены, бежали или сдались на милость победителя, но на юге продолжалось сражение.

— Вы что-нибудь слышали о моей семье? — спросил Мойше.

— К сожалению, ничего. — Блэр снова покачал головой. — По правде говоря, я и от своих родственников давно не получал известий, даже не знаю, живы ли они. Проклятая война! — Он закашлялся, задержал дыхание и сумел справиться с приступом. — Ого! Они меня доконают — такое впечатление, что я вдыхаю иприт.

Русецки собрался что-нибудь сказать, но в последний момент передумал. Тот, кто не видел вблизи, как действует отравляющий газ, не имеет никакого права о нем рассуждать. С другой стороны, тот, кто не видел, никогда не поверит, какой это ужас.

— Я знаю, что не имею права так говорить, — продолжал Блэр, чем несказанно удивил Русецкого. — Газ — мерзкая штука. То, что мы делаем, чтобы выжить, удивило бы самого Аттилу[31]. Но если быть честным до конца, ему не пришлось иметь дело с инопланетными захватчиками.