Читать книгу - "Пророчество: Дитя Земли - Элизабет Хэйдон"

— А я не буду, — резко возразила Праматерь. — Ты ошибаешься, когда думаешь, будто у него нет жизни. Вот его жизнь, его судьба; так есть, и так будет всегда. Ему суждено пройти через это испытание и ценить то, что выпало на его долю. А одинокий страж должен справиться со своими испытаниями и ценить свою судьбу. Так же и в твоей жизни наверняка возникают ситуации, когда тебе приходится проявлять мужество, а порой ты радуешься тому, что у тебя есть. И если его существование не кажется тебе жизнью, это еще не значит, что это не жизнь.

— Райл хайра, — прошептала Рапсодия. Мудрость поговорки лиринов снизошла на нее, словно легкий снегопад, и окутала плечи теплым покрывалом. Наконец она поняла значение слов, услышанных впервые еще в детстве.

Рапсодия увидела, как дрогнули губы чудесного Дитя, словно повторяя слова лиринской мудрости. Праматерь быстро наклонилась над ним, надеясь услышать, что оно произнесло. Подождав немного, дракианка убедилась, что Дитя молчит, вздохнула и выпрямилась.

— Оно разговаривает? — спросил Грунтор.

— Пока нет, — тихо ответила Праматерь и провела рукой по зеленым, точно трава, волосам, которые кое-где уже приобрели золотистый оттенок. — В последнем предсказании величайшего дракианского мудреца сказано: наступит день, когда оно заговорит, но за все время, что я его охраняю, оно не произнесла ни единого звука.

В далекие времена было записано, что мудрость живет в Земле и на звездах. Все остальное: бушующие моря, недолговечный огонь, легкий ветер — эфемерны, слишком непостоянны, чтобы хранить уроки, которые преподает нам Время. Звезды видят все, но не открывают того, что знают. И только Земля сберегает тайны, передающиеся из века в век, и Земля поет; она постоянно делится своим знанием — в смене времен года, гибели и возрождении дикого, необузданного огня. Мы можем многому у нее научиться.

Вот один из даров, полученных нами за наше решение поселиться под Землей, хотя оно и обрекало нас никогда больше не видеть солнца и не ощущать вибраций ветра. Земля стала для нас тюрьмой, как и для ф'доров, но она многому нас научила. Жередиты впитывали уроки Земли, познавали ее тайны.

А ветер, прощаясь с нами навсегда, сказал, что нам суждено услышать слова непреходящей мудрости из уст Дитя Земли. Я всю свою жизнь прождала, надеясь на это. На протяжении многих веков оно не произнесло ни одного внятного слова, не дало ни одного ответа, ни единой подсказки. Но я понимаю, что у него на сердце. — Длинные пальцы, которые ласково гладили гладкую щеку, слегка дрожали.

Старая женщина начала хмуриться, когда Дитя забормотало быстрее, а веки, прикрывавшие глаза, затрепетали.

— Его сердце познало страх, — сказала Праматерь. — Только я не могу найти ему имени.

— Ты сможешь ему помочь, герцогиня? — взволнованно спросил Грунтор.

Рапсодия закрыла глаза и задумалась над его вопросом. «Песнь матери, живущая в ее душе», — кажется, так говорилось в предсказании. Она попыталась вызвать из глубин памяти образ своей матери, прежде он всегда вставал перед ее мысленным взором, четкий и ясный, точно летнее небо, а теперь практически никогда не посещал ее.

В тот последний раз, когда мать явилась ей во сне, она произнесла: «Огонь силен. Но звездный огонь рожден прежде; он самая могущественная стихия. Воспользуйся звездным огнем, чтобы очистить себя и мир от ненависти, овладевшей нами. Тогда я смогу обрести покой до нашей следующей встречи».

Эти слова до сих пор звучали в голове Рапсодии, но голос матери она забыла, и эта потеря причиняла ей невыносимую боль.

Рапсодия приблизилась к каменному ложу и наклонилась к уху Спящего Дитя. Затем она осторожно положила руку на зеленые волосы, убрав с лица несколько прядей, упавших ему на глаза, когда оно металась в беспокойном сне. Праматерь не шевелилась и не пыталась ей помешать. Она убрала свою руку и тихонько спрятала ее в складки просторного одеяния.

— У моей матери имелась песня на все случаи жизни, — едва слышно проговорила Рапсодия. — Она была представительницей народа лиринглас, у которого принято каждому событию посвящать песню. Иначе они не мыслили свою жизнь. Для них это было всего равно, что дышать. Я не знаю, какая именно песня матери имеется в виду в предсказании. — Не успела Рапсодия договорить, как ей в голову пришла идея. — Подождите, кажется, я поняла.

Когда женщина из народа лирин узнает, что она ждет ребенка, она поет ему особую песню — первый дар своему малышу, его собственная мелодия. Может быть, именно она успокоит Дитя? Будущая мать поет ее каждый день, занимаясь привычными делами, и когда остается одна — перед утренней молитвой и после вечернего гимна звездам. Именно так дитя учится ее узнавать, это его первая колыбельная, своя у каждого ребенка. Лирины живут под открытым небом, и для них очень важно, чтобы дети умели хранить молчание даже в самых опасных ситуациях. Песня им так хорошо знакома, что она их успокаивает. Может быть, в предсказании говорится о такой песне?

— Может быть, — согласился Акмед. — А ты свою песню помнишь?

Рапсодия проглотила ядовитый ответ, вовремя вспомнив, что у Акмеда никогда не было семьи и потому ему такие вещи не понять.

— Да, — ответила она. — Это песнь ветра, так что вполне может быть, что в предсказании речь идет именно о ней.

Она села на каменную плиту, стоящую рядом с ложем Дитя и служившую Праматери постелью, подобрала под себя одну ногу и, не убирая руки со лба Спящего Дитя, закрыла глаза и запела песню из своего далекого детства:

Спи, малышка, крошка, спи.

Мчится быстрая река,

Дуновенье ветерка,

Унесет твои заботы,

Унесет твою печаль.

Положи свою головку

На подушку сладких трав

И усни, моя красавица,

Ты с улыбкой на устах.

Одеялом из цветов я тебя укутаю,

Колыбельную спою.

Не тревожьте дочь мою.

Гладят щечки пальцы ветра,

Улыбается луна.

Птичка весело поет,

Вьет свое гнездо она.

Спи, любимая, усни.

Ветерок тебе споет,

К дальним далям унесет.

Унесись за ветром ввысь,

Но назад ко мне вернись.

Закончив, Рапсодия открыла глаза и посмотрела на Дитя Земли. Пока песня звучала, оно затихла, но как только Рапсодия замолчала, снова начало метаться на своей каменной постели. Казалось, песня привела его в страшное волнение. Рапсодия печально подняла голову и вдруг почувствовала, как на ее плечо опустилась тяжелая рука.

— Не грусти, герцогиня, — сказал он. — Песенка была очень даже ничего.

Праматерь тоже пришла в страшное волнение, Акмед чувствовал беспокойство в ее вибрациях.

— Может быть, еще что-нибудь вспомнишь? — спросил он у Рапсодии, которая тихонько что-то бормотала, пытаясь успокоить Дитя.

— Мать пела мне тысячи песен, — ответила она и погладила Дитя по дрожащей руке. — Я не имею ни малейшего понятия, о какой из них говорится в предсказании.