Читать книгу - "Сидящие у Рва - Сергей Смирнов"

В храме Аххумана шла неурочная молитва — монахи уже несколько часов подряд, стоя на коленях у главного алтаря, возносили богу-строителю молитвы о спасении. Сам Маттуахаг велел начать эту бесконечную службу, когда первые хуссарабы появились под стенами Хатуары.

Над Верхним городом, казалось, стоял многоголосый шепот: молились и в храме Амма, и в храме Хуаммы, и в десятках других храмов. Во дворах не было видно ни единой живой души. Даже служители, евнухи и рабы примкнули к монахам.

В Нижнем городе было шумно от десятков тысяч беженцев: они стеклись сюда со всей северной части Зеркальной долины. Воинов среди них было немного, по большей части это были старики, женщины и дети. Они забили все постоялые дворы, рядами лежали прямо на узких улочках, головами к стенам. Многие были больны.

Их обходили монахи-врачеватели. Лили воду в горящие рты из узкогорлых кувшинов.

Маттуахаг в сопровождении двух настоятелей ехал в закрытой повозке. Выехав из Верхнего города, Маттуахаг украдкой выглянул в занавешенное окошко и удивился, что у стены не было нищих: обычно они сидели здесь числом в несколько десятков.

Один из сопровождавших — настоятель храма Аххи — тихо сказал:

— Безногие разбежались. Слепые попрятались. Глухонемые разнесли дурные вести…

Маттуахаг покосился на него, но промолчал.

Перед повозкой шла процессия: монахи звенели бубенцами, привязанными к щиколоткам, били колотушками в миниатюрные бубны. Один держал над собой святой знак в виде Кирки Аххумана; еще несколько монахов, положив на плечи жерди, несли сундуки с дарами.

Маттуахаг отправился на переговоры с хуссарабами, осадившими город.

С надворотных башен уже трубили в горны и кричали зычными голосами стражники, предупреждая о посольстве.

Процессия остановилась перед воротами. Стражники снова прокричали о посольстве, и Маттуахаг, приоткрыв дверцу повозки, приказал отпереть калитку в воротах.

Их ожидали. Небольшой конный отряд хуссарабов в мохнатых шапках с позолоченными рогами — телохранители Кангура — стоял в ложбине, на полпути между крепостными стенами и хуссарабским лагерем. Процессия двинулась к ним, и через минуту всадники окружили их. Так — под конвоем — Маттуахаг въехал в огороженный земляным валом лагерь.

Здесь ему приказали выйти из повозки. Косясь по сторонам, Маттуахаг спрыгнул на землю, потоптался. Потом обратился к хуссарабу, который казался одетым богаче других:

— Веди меня к Кангуру-Орлу!

Он сказал это на языке Гор, повторил на языке Равнины. И приосанился, ожидая ответа.

Хуссараб внезапно поднял плеть — и Маттуахаг взвизгнул от обжигающей боли: плеть едва не задела ему глаз. Настоятели попятились назад, к повозке; один из них упал. Хуссарабы захохотали — весело, искренне, широко разевая рты.

— Я — верховный жрец, правитель святой Хатуары, Маттуахаг! — прорычал Маттуахаг, пошатываясь от боли и звона в голове. — Я должен увидеть Кангура!

— Кангур-богатырь занят, — процедил сквозь зубы другой всадник на чистейшем аххумском наречии. — Он чистит лошадь.

— Он… Что?..

— Чистит свою боевую лошадь, — повторил хуссараб. — Ты будешь ждать здесь. Твоих монахов отведут в палатку.

Маттуахаг в недоумении огляделся. Поймал такие же недоуменные взгляды жрецов. И решил уточнить:

— Может быть, ты не понял? Мы хотим говорить с полководцем Кангуром. У нас есть предложения…

Но тут хуссараб снова поднял плеть и Маттуахаг замолк.

Все, что происходило дальше, казалось ему похожим на сон. На очень дурной сон.

Монахов и настоятелей погнали куда-то в глубину лагеря самым постыдным образом, чуть ли не бегом. Самому Маттуахагу запретили двигаться с места. Он даже не решился присесть, хотя ноги едва держали его, и рана на лице кровоточила.

Солнце пекло, но Маттуахаг не мог прикрыть голову; хотелось пить, но он терпел. Он решил, что терпение сейчас — его главное оружие. Пусть знают варвары, что такое сила духа верховного жреца.

Но время шло. Стражники, отпустив коней, сели неподалеку в кружок и завыли. Наверное, этот вой был их песней — долгой, заунывной, то угрожающей, то жалобной.

В голове Маттуахага мутилось. Солнце, жажда, воющие голоса — все смешалось, и хотелось лишь упасть и закрыть глаза.

Солнце уже клонилось к западному хребту, когда сильные руки встряхнули Маттуахага и бросили в пыль. Он приподнял голову, в кровавом мареве разглядел жуткое лицо с синим лоснящимся черепом и развевающимися по ветру усами.

— Кангур! — прохрипел жрец на языке Равнины. — Пощади!..

— А ты пощадил посла великого каана? — спросил Кангур.

Маттуахаг поерзал, приподнимая на руках свое отяжелевшее, будто налившееся свинцом тело.

— Я не трогал посла… Его пытал Уггам, правитель Хатабатмы…

Когда я был там, посол был еще жив…

Кангур постоял, потом плюнул; плевок попал в лицо Маттуахага.

— Приведите монахов! — распорядился он.

Вокруг уже собирались воины. Плотная толпа низкорослых, кривоногих степняков окружила их, и Маттуахаг, валяясь перед ними в пыли, заплакал от бессилия.

Привели монахов. Кангуру принесли седло и положили на землю.

Он сел в него боком, как в креслице.

— Смотрите и запоминайте, — сказал Кангур аххумам.

По его знаку воины схватили Маттуахага, подняли, согнули и задрали рясу. Поднесли заточенный деревянный кол. И, внезапно все поняв, Маттуахаг закричал протяжно и страшно.

Кангур грозно глянул на воинов; один из них тут же заткнул жрецу рот горстью земли. Маттуахаг поперхнулся и выкатил глаза; от чудовищной боли тело его вытянулось, ноги забили по земле. Но его крепко держали четверо, а двое тем временем толчками всаживали кол.

— Смотрите, смотрите внимательно! — Кангур пристально смотрел на сбившихся в кучку монахов. — Так поступают с теми, кто нарушает клятвы и убивает послов.

Кол с Маттуахагом приподняли и закрепили камнями, накидав их под самые ноги жреца. По колу стекал кал пополам с кровью.