Читать книгу - "Сказание о страннике - Дэвид Билсборо"

С нервным смешком он обернул пламенник в свою рубаху из оленьей кожи, аккуратно положил рядом и улегся спать. День был долгим, и какие только странные мысли не нашепчет усталому путнику шорох листвы под сенью Фрон-Вуду...

* * *

Той ночью они были в лесу не одни. В сумраке, всего в нескольких ярдах от лагеря, ярко блестели чьи-то глаза, с интересом рассматривая спящих путников. Два белесых зрачка холодно мерцали в темноте, отражая лучики лунного света, что пробивались сквозь лесной полог. Живые, но умудренные опытом, эти глаза явно повидали на своем веку и равнодушие, и жестокость.

Незваный гость медленно приблизился к ничего не подозревающим спящим людям. Совершенно беззвучно: ни воздух не шелохнулся, ни листик не зашуршал.

Он подобрался поближе, замерев в нескольких шагах от неподвижных, укрытых одеялами фигур. Кто-то храпел, кто-то постанывал во сне. Остальные же дышали глубоко и мерно — спали безмятежно, без сновидений.

Чем дольше он на них смотрел, тем шире становилась его ухмылка. Одной рукой он ненароком касался рукояти палаша на боку, другой — сжимал большой кинжал, тускло поблескивающий в свете луны.

Вдруг раздавшееся рядом фырканье отвлекло внимание непрошеного гостя от спящих. Бесшумно и быстро он подошел к коренастой лошадке и успокаивающе погладил по морде. Женг не знала, как отнестись к незнакомцу, но почему-то позволила себя гладить — привилегия, обычно принадлежавшая лишь ее хозяину.

Сверкнув белозубой улыбкой, непрошеный гость скользнул обратно в тень и затаился там, ни на секунду не отрывая взгляд от спящей компании.

* * *

Следующее утро выдалось солнечным и ярким, несмотря на стелющийся туман, приползший с болот. Воздух наполнился радостным птичьим пением, и путешественники проснулись в великолепном настроении, готовые к любым испытаниям. Живо приготовили завтрак, с аппетитом его съели, — и вскоре лагерь был свернут.

— Всем подойти ко мне. — Нибулус привязал последнюю часть доспехов к спине Женг и созвал отряд. Теперь, когда оцепенение города на болотах спало, мир снова стал «вотчиной пеладана»: очевидно, ночь, проведенная в лесу на свежем воздухе, вновь зажгла в его сердце страсть к приключениям.

— Теперь, как вы знаете, — начал он, с удовольствием слушая собственный голос, — скорее всего начинается самый неприятный отрезок пути. Гвилч пишет, что в его времена торговый путь шел от Мист-Хэкеля напрямик через лес до самого Умерта... А дороги тогда расчищали и поддерживали, будь здоров: каждые двадцать пять миль — почтовая станция! Чего ещё желать? Ну, нам-то есть чего: сейчас дорогой там и не пахнет, от былой роскоши не осталось и следа. Не то нынче время...

Он замолчал, обвел слушателей взглядом и продолжил:

— В нашу пользу лишь то, что, согласно кое-какой информации, которую Винтус-холлу удалось собрать по крупицам от бывалых звероловов, к северу от болот лес не такой густой; не чащоба, да и подлеска почти нет — так что пойдем мы быстро. Будем придерживаться северного направления, а ориентироваться по солнцу, звездам... как получится. Что скажете, ребята?

— Запросто, — высказался Лесовик.

— Запросто, — повторил Болдх.

— Так вот, если не собьемся с пути, — продолжил пеладан, удовлетворенный ответом, — через... сколько-то дней мы выйдем из леса к подножию Великаньих гор. Будем пробираться горным тропам, обойдем лес через отроги: сперва на запад, потом снова на север. В северных землях даже в это время года холодно, не хотелось бы нигде задерживаться, ладно? Помните, что зимой будет очень неприятно возвращаться, так что я не потерплю ни проволочек, ни болячек, ни... — Он запнулся в поисках нужного третьего слова. — Слабости. Эппа!

Эппа не слушал. Он смотрел на предводителя, но не слушал его, сосредоточившись на чем-то своем. Старик знал: если он прислушается к Нибулусу, его решимость лопнет. «Еще денечек продержаться, — снова и снова повторял он про себя, словно отсчитывая мантры на четках, — ещё денек...»

— Двигаясь на север, мы выйдем к морю, — продолжал Нибулус, — потом, вдоль берега, доберемся до Умерта. А сколько мы там пробудем, зависит от того, как к нам отнесутся горожане...

— Ха! — раздался чей-то голос.

Пеладан строго вгляделся в лица, но не понял, кто это сказал. Нахмурившись, он продолжил.

— Умерт, — сказал он, словно катая слово на языке, — кто там теперь живет? С незапамятных времен оттуда не было никаких вестей, и это уже настораживает. Но лично я считаю, что не стоит волноваться, пока мы не доберемся до места: нет никаких причин думать, что нас встретят враждебно. Будем изо всех сил стараться не рассердить их. Всего-то и нужно, что найти лодку и пополнить запасы. Ну и, может быть, ещё немного согреться, так? На худой конец можно обойтись и лодкой. Если купить не выйдет, придется украсть, что лично я не приветствую, или развернуться и идти домой. Чего мы, разумеется, делать не будем. Мы должны перебраться на тот берег, а сделать это можно только из Умерта. Про другому нам пролив Ягт не переплыть и...

— Когда море замерзнет, с Крайнего берега можно попасть на полуостров Штром.

Все шестеро тревожно стали озираться и схватились за оружие. Кто это сказал? Они вглядывались в заросли, из которых донесся голос.

— Кто там? — рявкнул пеладан. — Выйди и назовись!

Молчание.

Они быстро рассредоточились — держа наготове оружие — и обыскали местность. Но даже Лесовик не нашел ни следа. Как если бы с ними заговорил сам лес.

— Лешники, — предположил Паулус, и его тусклые глаза сузились от ненависти.

— Выдвигаемся, — наконец приказал Нибулус, с опаской поглядывая через плечо. — Чем быстрее мы выйдем из этого леса, тем лучше. За мной!

* * *

Три дня путники, держа ухо востро, шагали в мрачной тишине по хвойному ковру Фрон-Вуду, пробираясь под стрельчатыми арками лесного свода. Звероловы не обманули: деревья здесь росли пореже, и идти было не так уж и трудно. Но это служило небольшим утешением: действительно, подлесок не мешал ходу, но эскельцев угнетала мертвенность леса. Сквозь толстый, пружинистый слой бурой хвои на земле не пробивалось и травинки. Деревья тоже казались безжизненными: они вздымались в небо величественными копьями, ощетинившись темно-зелеными хвойными наконечниками. Ни пенья птиц, ни звериного шороха, ни — пусть самого тихого — комариного писка. Даже свет, льющийся откуда-то сверху, был серым и безрадостным.

Лесовик смотрел вокруг и не верил глазам; эти леса были ему совсем чужими, за все путешествие он ещё не встречал таких мест. В смятении он гадал, остались ли на свете края, кроме Вида-Эскеленда, где ещё жив дух Эрсы.

* * *

Голос из кустов совершенно выбил всех из колеи. Он заговорил на их языке, дал совет и тут же исчез. Предположение Паулуса о лешниках было встречено скептически; ему везде мерещилась нечистая сила. И уж совсем презрительно отнеслись к предположению Эппы, что это был голос ангела. Голос-то звучал по-человечески...