Читать книгу - "Психология проклятий - Альма Либрем"

— Вступительные? Причём тут… ах да, я ж в комиссии, — вспомнил наконец-то Сагрон. — Нет, ты тут ни при чём. Не за магистратуру. Сказали, что я свою должность занимаю только потому, что друг Ирвина, а Ирвин, соответственно, сын заведующего кафедрой, и потому такое непотребство, как я, заняло место доцента. А ещё — представь себе, какой ужас! — я до сих пор здороваюсь с Роланом, который муж Элеанор, которая, разумеется, дочь проректора по науке. В общем, куда не плюнь, круговая порука…

— Окор?

— Окор, — подтвердил Сагрон. — Кому ещё такая безмерно тупая идея может стукнуть в голову? Он почему-то посчитал, что эти обвинения не просто вгонят меня в ступор, а ещё и заставят поставить ему желанные пятёрки. Этот придурок у меня в магистратуре десять раз боёвку сдавать будет!

Котэсса даже не сомневалась, что у Сагрона к Окору особенное отношение, как, впрочем, и к некоторым другим особенно одарённым студентам. Об этом, правда, было очень странно говорить именно сейчас, в первый брачный вечер, плавно перетекающий в ночь, но Тэсси не удивляло, что НУМ и Следственное Бюро каким-то образом интегрировались в их привычную жизнь, переплетались с нею и никак не желали освобождать место для какого-нибудь отдыха.

Она тяжело вздохнула, словно представляя себе, каким ужасным будет будущее с такой повальной занятостью, и легла рядом с Сагроном — чтобы через секунду возмущённо вскрикнул.

— Ты подстелил себе покрывало!

— Разумеется. Колется ж, — хмыкнул Сагрон, ловя жену за руку и укладывая её рядом с собой. — С какой это радости я б валялся на обыкновенном сене?

Котэсса закатила глаза. Ей хотелось — между прочим, совершенно искренне, — послать Сагрона куда подальше, к далёким богам на небо, отобрать у него покрывало и почувствовать себя отмщённой. Но девушка не стала этого делать, только недовольно хмыкнула, мысленно комментируя поведение мужа как исключительно непорядочное, и всё-таки придвинулась к нему ещё ближе.

Покрывало оказалось очень узким и, разумеется, замаскированным под сено, так что приходилось прижиматься друг к другу, чтобы не скатиться на острую, будто те иглы, высохшую траву. Впрочем, Тэссе нравилось, что они лежали так близко друг к другу, что Сагрон нежно обнимал её за талию и периодически, будто вспоминая об этом неотложном деле, прикасался губами то к виску, то к волосам. Его прикосновения казались невесомыми, но Котэсса наслаждалась ими, как особенным проявлением супружеской любви, той самой, которую вряд ли способны понять другие люди, никогда не испытывающие таких сильных чувств. В такие мгновения Тэсса ловила себя на мысли, что ей действительно повезло, но не потому, что Сагрон такой хороший — у него был паскудный собственнический характер, — такой богатый — у преподавателей весьма посредственная зарплата, и Ирвин пророчил, что если Дэрри не переберётся со своего доцента куда-нибудь повыше, лет через пять Тэсса будет зарабатывать больше него, — или такой красивый — обыкновенный, как ворчала в Котэссе она сама годовалой давности. На самом деле, в нём вроде ничего особенного и не было, человек как человек, но главное счастье заключалось в том, что они любили друг друга. Искренне, от всего сердца, не обращая внимание на происхождение, профессию и всё прочее.

И при этом, при всех отличиях, которые у них были, Котэсса чувствовала себя одним целым с супругом и знала, что так на самом деле и есть. Они дышали одним воздухом, мечтали об одном и том же и уж точно не собирались расходиться на почве того, что не сошлись характером. Тэсси даже не заметила, как так быстро пролетел этот год, как они умудрились так сблизиться и столько всего узнать друг о друге, она только иногда всматривалась в тёмные глаза мужа и чувствовала себя всё такой же влюблённой дурочкой, как и на праздниках в честь начала года, как после того, как артефакт-музыкальную шкатулку увезли прочь из НУМа, и они смогли отхватить несколько дней наедине друг с другом, прежде, чем их вновь затянуло в круговорот занятий…

— Я люблю тебя, — будто бы читая мысли жены, прошептал Сагрон. — Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что буду писать докторскую?

— Очень уместно совмещать признание и такие неоднозначные предложения, — отметила Котэсса. — Но хорошо. Пиши. Это ты из-за Окора или из-за Ирвина?

Сагрон не ответил. Тэсси подозревала, что всё-таки из-за второго — доцент Дэрри не желал всю жизнь оставаться доцентом, а друг, то и дело напоминавший о соотношении преподавательской и следовательской зарплаты, был иногда излишне настойчив, — но злиться не стала. Ей нравилось, что Сагрон собирался достигать чего-то нового, мечтал о пока ещё не покорённых вершинах, что в его глазах светилось желание познавать что-нибудь другое…

— А возьмёшь меня к себе в аспирантуру? — шепотом поинтересовалась Котэсса, наверное, так тихо оттого, что боялась спугнуть счастье.

— Возьму, — прошептал в ответ Сагрон. — Если ты захочешь, разумеется.

— Захочу, — протянула Котэсса. — Только для этого надо будет поступить в магистратуру.

— Бакалавр Арко, — расхохотался Сагрон, — вы зря, что ли, спите с ведущим доцентом кафедры? Или я просто так сижу во вступительной комиссии?!

Раньше Котэсса сильно обиделась бы на эти его слова, но сегодня отреагировала звонким, весёлым смехом — и поцеловала мужчину в губы, наверное, только для того, чтобы поймать последний скользнувший по его лицу лучик заходящего солнца…

***

Не оборачиваясь, Котэсса щёлкнула пальцами. Бумажка, пытавшаяся приклеиться к её спине, превратилась в пепел, а она, всё так же равнодушно, протянула:

— Оскорбление сотрудника Следственного Бюро грозит административной ответственностью, Рейна. Оскорбление сокурсника и старосты — выговором от Литории и исправительными работами. Какой вариант ты предпочтёшь? Если не можешь выбрать, мы совместим.

Бывшая соседка зашипела, словно Тэсса её попыталась поджечь, а не лист бумаги с написанными на нём оскорблениями.

— Стервоза! — искренне произнесла она. — Чтоб тебе пусто было! Отобрала у меня моего Сагрончика…

Котэсса предполагала, что Сагрончик — уже несколько двадцаток как её, между прочим, законный супруг, — даже не подозревал о существовании какой-то там влюблённой в него студентки, всё никак не способной понять, почему её прекрасная личность игнорируется, а не осыпается цветами в безгранично дорогих букетах, а перед нею не расстилается красная дорожка. Но рассказывать кому-либо о том, что он неправильно живёт, сейчас было не в правилах Котэссы. Она никаким-то странным образом привыкла пропускать мимо ушей всё, что говорят другие люди, свыклась с тем, что надо жить, как живётся, и…

Нет, всё-таки Сагроново равнодушие к чужим сплетням было заразным. В Котэссу уже давно не тыкали пальцем, видя её в преподавательском крыле — где ещё молодой жене жить, как не с мужем? К ней привыкли и на кафедре, причём ещё намного раньше. А в Следственном Бюро и вовсе любили, а Ребекка, рассчитывающая на внимание Ирвина, была готова на руках носить: нравившаяся чисто по-человечески Сияющему Котэсса была женой его лучшего друга, а значит, занять особенное место в сердце мужчины не могла никак.