Читать книгу - "Белая нить - Алена Никитина"

Рубин улетел с поля боя после того, как две стрелы навылет прошили крыло. В воздухе он и без того чувствовал себя неоперившимся птенцом. Казалось бы, на земле обретал уверенность. Да как бы не так! Крылья бесили. Мешали, превращая его в неповоротливое бревно.

Он оплошал. Не докумекал прежде, что манеру боя надо бы переосмыслить. Не докумекал — и поплатился за браваду. Одним Богам ведомо, каким чудом он выстоял в дуэли с Глендауэром.

Ледяной ублюдок! Отродье блудной девки! На кой Дуги́ его сыном нарёк?! Иных отпрысков не заделал?! Так стараться нужно лучше! Деяние-то немудреное — одноглазого змея в девицу засунуть и подёргаться.

Тьфу ты! Рубин зашипел. Прильнул виском к булыжнику и перевалился на бедро, усаживаясь поудобнее. Недавно он перелетел Морионовые скалы и курганы. Надумал рвануть на юг к Ифлога и огненным собратьям, но изувеченное крыло подвело — не успев затянуть раны, феникс зачах, подавленный дракайном. Пришлось сойти наземь и осесть на равнине в тени лиственных крон.

Да что там! Он не сошёл наземь — рухнул! Едва зубами почву не пропахал, взвихряя клубы пыли — они всё ещё забивали нос. Казалось, от его падения до сих пор стволы трясутся и листва сыплется.

Позорный побег. Но что оставалось? Хоть клятого Палача поджёг и спалил — и то отдушина.

Интересно, Азалия жива? А Олеандр? Сапфир?

Мысли о брате отозвались тянущей болью под сердцем. Рубин побился головой о булыжник — не помогло. Только он смыкал веки, перед глазами рисовались мёртвые тела существ, которыми он по-своему дорожил. Хотелось надеяться, у него просто воображение разыгралось.

Как бы там ни было, ничего уже не перепишешь. Всё, что он сказал и сделал, окончательно, как смерть. Дочь Стального Шипа не тащила его силком, он пошёл за ней добровольно. Пошел и отрезал себе путь в Барклей, на Ааронг. Может, к счастью? Нет выбора — нет колебаний.

На Ифлога Рубину место. Он феникс, верно? Да как яду испить! Вот только дорога к соплеменникам выстлана для него пеплом бесславия. Не может он вернуться к ним с пустыми руками. Фениксы его на смех поднимут! И будут правы! Не умертвил океанида. Не исполнил клятву. Не отомстил за Азера.

Проклятие! Рубин бросил попытки подняться со скользкой от крови травы. Откинул пояс с мечами-парниками и улёгся на бок, облизывая запекшиеся губы.

Тихо. Вокруг ни души. Только он валялся под деревьями — пёстрое пятно, распластавшееся на ничейной земле.

Раздражали ветра, гуляющие по равнине, разрезавшие траву и колосья. Надоедали лучи солнца. Прорываясь сквозь листву, они жалили, били по глазам, заставляя ворочаться и тревожить крылья.

По спине Рубина струился горячий пот, но он не шевелился, даже пером не вёл, так и возлежал на земле — словно нет большего блага, чем жариться под палящим солнцем, привлекая падальщиков. Запах растопленной крови все крепче заседал в ноздрях.

Чудилось, он вечность пялился на сновавших у носа муравьев. Но в какой-то миг мозг перегрелся от пустых дум и тревог. Усталость и изнеможение взяли своё, и мир провалился в черноту.

Очнулся Рубин от острой рези. Мокрая тряпка упала на крыло, и боль штыком ввинтилась в голову.

— Что за?!.. — Он даже выругаться не смог — стиснул зубы, скованный судорогами.

— Хворь подцепишь.

Женский голос донесся из-за спины, и у него недобро засосало под ложечкой.

Азалия? Да ну в пекло! Уповая на неполадки со слухом, он растёр ладонью лицо и приподнялся на локте. Не повезло. Та, что поначалу походила на чёрный силуэт, окаймленный солнечным светом, и правда оказалась дочерью Стального Шипа. Она уже возвышалась перед ним — всё такая же пышногрудая и златоглазая, с густыми бровями вразлет и шрамом на щеке.

Удивительно, но побоище почти её не попортило, разве что кровью и грязью забрызгало.

— Выжила? — процедил Рубин, чувствуя, как по телу рассыпается взволнованная дрожь. — Что ж, браво-браво. Моё почтение, дорогуша. Покрасовалась? Теперь вали отседава. И без тебя тошно.

— Дерзишь? — Губы Азалии сжались в тонкую линию. — Языка не боишься лишиться?

— Не я к тебе припёрся! — Рубину потребовалась вся выдержка, чтобы не выдохнуть ей в лицо яд.

— Думала, кто-то из моих уцелел, — пояснила она. — Спустилась. Гляжу, феникс наш без чувств лежит. Река неподалёку. Чего раны не промыл?

— Тебе-то какое дело?

— Сама не ведаю. — Азалия пожала плечами и, зарывшись пальцами в землю, уселась в шаге от него. — Вестимо, материнские инстинкты иногда пробуждаются. Ты умертвил Глендауэра?

Рубину будто пинка отвесили. Сердце ухнулось в пятки, но тут же взметнулось, подхваченное гневом.

— Ни мне, ни тебе удача не улыбнулась, — прошипел он. — Но я поджёг Палача — уже неплохо.

— Я ожидала от Антуриума подвоха, — призналась Азалия. — Я предвосхищала, что Аспарагус может переметнуться, но не видела в том угрозы. Право, одним врагом меньше, одним больше — ерунда, ежели подумать. Они вырастили для меня подножку, о существование коей я не подозревала.

— Занятненько, — безучастно выпалил Рубин. — Выходит, Аспарагус тебе братцем приходится.