Читать книгу - "Право учить. Работа над ошибками - Вероника Иванова"

Так вот почему узор раздваивался! Это был защитный слой и память одновременно. Но каким образом, фрэлл меня подери?!

— Ксо, а ты можешь рассказать?

— О чём? — Кузен сладко потянулся, разводя руки в стороны.

— Как ты это делал? И...

— Ещё что-то?

Я куснул губу.

— На Изнанке, когда... Наверное, не стоило подглядывать, но... В общем, я не видел никого из вас.

Ксаррон склонил голову набок, два или три вдоха смотрел куда-то в сторону, потом подтвердил:

— И не должен был.

— Как это? Ведь у всего наделённого душой или её подобием есть Изначальный узор, тот, который составляет суть, непохожий ни на какой другой.

— Правильно.

— Так почему же...

Меня удостоили усталой усмешкой:

— Представь себе шарканский ковёр, в котором сплетаются сотни нитей. Его узор складывается из мельчайших фрагментов, как мозаика, но разве ты можешь выделить хоть один? Ведь они — единое целое, хотя каждый, бесспорно, неповторим и непохож на другие.

— И причём здесь драконы?

— Мы части мирового гобелена. Неповторимые, но всё-таки части. Мы составляем мироздание собой. Своими телами. Когда-то давно плоть мира была тугой, потому что Пряди тысяч драконов сплетались между собой, теперь же ткань стала совсем редкой.

— Ты хочешь сказать, что всё вокруг — это...

— Драконы. — Кузен устроился на ограждении террасы. — Мы можем сжаться в комок или растянуться от горизонта до горизонта, но не перестанем быть кусочками мозаики, из которой складывается узор всего существующего на свете.

И кто из двоих врёт, спрашивается? Ещё зимой мне совсем другими словами описывали уровни мироздания!

— Но Тилирит говорила, что драконы стоят НАД Гобеленом.

В понимающем выдохе Ксаррона оказалось очень много тепла, но оно не смогло полностью заглушить ехидство усмешки:

— Матушка... Тилли никогда не скажет всего. Пора привыкать.

— Она солгала?

— Нет. Просто умолчала чуть о большем, чем следовало. Вижу, придётся мне приниматься за мамины недоделки, ну да ладно... Ты слышал о Зале Свершений, Джер?

Конечно слышал, хотя и немного. Помнится, сестра всегда говорила об этом месте с напряжённым придыханием, а я никак не мог понять, восторг звучит в её голосе или ужас.

— Да. Правда, не представляю себе, где и зачем он находится.

— Несколько раз на протяжении своей жизни каждый дракон приходит в Зал Свершений, чтобы... держать мир.

Звучит незатейливо.

— Держать?

— Следить за густотой Прядей и, если понадобится, делиться своей плотью. Но для таких дел прежде всего необходимо самому развоплощаться.

— Полностью?

Ксаррон вскинул брови:

— Почему это тебя удивляет? Конечно полностью. Мы оставляем доступную зрению и осязанию форму, взамен получая возможность быть сразу везде и...

Заканчиваю фразу:

— Нигде.

— Верно.

— Значит, попадая в Зал, вы перестаёте существовать?

— Именно. Перестаём существовать как телесное воплощение. Собственно, всё, что ты видишь, не более чем игра, подаренная нам богами в награду за послушание. Даже сейчас, разговаривая с тобой, я нахожусь не только здесь, Джер, но и во многих других местах. Обидно знать, что тебе уделяет лишь сотую долю внимания?

— Не обидно, а...

Болезненно. Обижаться нет смысла, замысел небожителей не изменишь. Ни в отношении драконов, ни в моём личном отношении.

— Награда, говоришь?

— И весьма завидная, — подтвердил кузен. — Потому что жить многими жизнями сразу — хорошо, а обзавестись своей собственной — куда лучше!

— Но как же другие живые существа? Они ведь не зависят от вас?

— К счастью, не слишком сильно, всего лишь ходят по сотканному ковру. Именно поэтому ты легко можешь видеть на Изнанке каждое из них.

— Значит, всё, что я вижу, всё, что могу ощутить, это... И ты — тоже?

— И я. — Улыбка на губах Ксаррона стала немного печальной. — И твоя сестра. И моя матушка. И много других. Но не ты сам.

— Потому что внутри меня Пустота?

— Да. Прости.

Покорный покой в голосе кузена заставил моё сердце скорбно сжаться. Он просит прощения? У меня? Нет, вряд ли. Тогда, должно быть, у себя самого. Да, именно — он наверняка не хотел посвящать меня в семейные тайны, не мог предположить, что я нырну на Изнанку и увижу то, чего нет. То, что не должен был видеть.

— Ксо...

— Хочешь спросить ещё? По-моему, я всё уже разъяснил.

Да, и вполне доходчиво. Теперь понятно, что именно происходило во дворе усадьбы: Элрон наполнил своими желаниями ту часть плоти мира, которую составлял. Немудрено, что мир охотно принял изменения! Он на несколько минут стал самим собой, и только. Стал самим собой... Фрэлл!

— Да, всё. Кроме одного. Если я не являюсь частью мира, то... Зачем я вообще нужен? Просто вытаптывать и вытирать Гобелен, нити которого — ваши тела?

Ксаррон кивнул:

— И за это тебя очень многие из нас не будут любить. Почти все. Может быть, вообще все.

Какая уж тут любовь! Получить на свою голову родственничка, который мало того что нахлебничает, подошвами грязных сапог шаркая по драгоценному ковру, так ещё и норовит из шалости и по глупости нитки пообрывать...

Меня следовало убить. Нет, не так: мне нельзя было позволять рождаться. Если бы от моей воли хоть что-то зависело! Не спросили, выдернули из небытия, приволокли в мир, наполненный ненавистью и страхом. Ради чего, скажите? Почему я должен был сначала страдать от недостатка знаний, а теперь мучаюсь от каждой новой порции, и с каждым разом всё сильнее? Было бы легче, если бы можно было ненавидеть. Но ненавидеть весь мир? Глупо. Бессмысленно. Опасно. Проще ненавидеть только себя. Ненавидеть в то время, когда хочется... Любить.

— Ксо, драконы всегда открывают свои чувства именно так?

— Конечно. Собственно, это единственный пригодный для нас способ. Но разве нужен другой?

Понимаю, что не нужен! Но меня беспокоит совсем иное. И беспокоит очень сильно.

— А я могу считаться драконом?

Кузен настороженно сдвинул брови:

— Что за глупый вопрос? Ты и есть дракон.

— Но тогда... Если я захочу рассказать о своей любви... Ты же сам говорил, моя плоть не является частью Гобелена, верно? Что же произойдёт?

Тяжёлый медленный вздох. Короткий взгляд, брошенный на пальцы правой руки, вновь покрывшиеся гладкой кожей.