Читать книгу - "Бремя живых - Василий Звягинцев"

* * *

«Источники, близкие к премьер-министру Малопольши И. Демиховскому, сообщают, что в сейме сильны настроения в пользу оказания повстанцам всей возможной помощи и поддержки. Командующий вооруженными силами республики генерал брони[131]Жукровский, по слухам, заявил о готовности выдвинуть войска к границе для обеспечения гуманитарного коридора и поставок продовольствия и медикаментов жителям Люблина и Люблинского воеводства».

* * *

«Перехват радиосообщения из района Минска. Российские самолеты с Брестского и Белостокского аэродромов Варшаву бомбить не будут, с военной точки зрения это бессмысленно, а с политической — чистое самоубийство. Весь цивилизованный мир возмутится и пошлет на помощь героическому городу-мученику миротворческие силы. Держитесь, мы с вами».

* * *

Из справки информационно-аналитического сектора Московского жандармского управления:

«…Один из идеологов мятежа, профессор Варшавского университета и „вице-премьер“ самозваного „правительства“, собравшегося в г. Влоцлавеке, Людвиг Мерославский, заявил, что граница возрожденной Польши должна пройти намного восточнее Ковно[132], Гродно, Бреста и Львова. Необходимо отметить, в Москве, Петрограде, ряде губернских городов немедленно возникли группы лиц, по преимуществу — свободных профессий, горячо поддержавших инсургентов. Сразу несколько газет и радиостанций инициировали дискуссию „Что должно делать русским офицерам, находящимся в Польше, в условиях польского восстания?“. Достаточно известные литераторы и журналисты начали призывать солдат и офицеров нарушить воинскую присягу и отказаться участвовать в подавлении антигосударственных выступлений. Не смущаясь тем, что за подобные действия военнослужащим грозит полевой суд, самим же подстрекателям на первый случай — лишение лицензий на профессиональную деятельность. „Правозащитников“ не смущает и стремление поляков вновь оккупировать земли Малороссии и Литвы. „Что Польша желает остаться в федеральном союзе со всеми народами, ранее входившими в целость Речи Посполитой, это совершенно естественно… она не может признать насильственного разделения, не отрекаясь от самобытности своей“.

Робкие возражения несколько более лояльных Отечеству мыслителей, что желание поляков сохранить в своем подчинении народы Литвы, Малороссии и Белоруссии может не совпадать с желаниями самих этих народов, наталкивается на „железное“ возражение: „Знать, чего желает Литва, Белоруссия, Малороссия без свободного плебисцита — очень трудно. И это вопрос не сегодняшнего дня“.

Самые отчаянные „диссиденты“[133]в своих выступлениях предлагают даже создавать „офицерские круги“ во всех войсковых частях, дислоцированных на территории Польши или могущих быть туда направленными, сближаться не только со своими солдатами, но и с народом. Не опасаясь кары за измену, „идти под суд, в арестантские роты, быть даже и расстрелянным… но не подымать оружия против поляков“. Вступать в союз с их руководством и органами местного самоуправления, сохраняя „самобытность организации“, то есть фактически перейти в оперативное подчинение польских мятежников».

Княжеский гнев был порожден не этими сообщениями, конечно, военному человеку и политику не пристало терять голову по причине событий, по большому счету ничего чрезвычайного собой не представляющих. На протяжении всей человеческой истории, и российской в частности, покоренные и усмиренные племена имели дурную привычку учинять такого рода безобразия. Причем крайне редко восстания и мятежи имели сколько-нибудь прогрессивное значение. Если уж захватчик был до чрезвычайности гнусен, свиреп и жесток. Обычно же достаточно мягкая, да еще и цивилизующая аборигенов имперская власть сменялась разнузданным произволом собственных царьков, ханов, шейхов, а в новейшие времена — «президентов» и «премьеров». И «освободившиеся» народы тут же начинали стремительно нищать, дичать, вымирать. Как, например, случилось в Африке, когда «белому человеку» надоело нести там свое «бремя».

И в том, что польский бунт будет в ближайшее время подавлен, князь тоже нимало не сомневался. Вывело его из себя единственно то, что Чекменев «сыграл втемную». Олег Константинович не сомневался, его друг, помощник и конфидент давно был в курсе готовящихся событий, принимал какие-то свои меры, иначе откуда же у него вдруг оказалось столько агентов, ежедневно передающих оперативно-тактическую информацию. До самого начала восстания молчали, а тут вдруг заработали, да еще как активно. Заигрался Игорь Викторович, заигрался. Мятеж далеко вышел за границы допустимого. И призрак европейской войны, которым князь пугал Каверзнева, относя, правда, эту угрозу на годы вперед, ощутимо приблизился, распространяя вокруг свое леденящее дыхание.

К войне же Россия именно сейчас категорически не готова. Материально, а главное — политически. Вот когда удастся завершить то, о чем они беседовали и договорились с премьером в Петрограде, провести назревшие и перезревшие реформы, тогда — пожалуйста.

Только вот зачем ему могло это потребоваться? Самостоятельным игроком, преследующим личные, карьерные цели, Чекменев не был и не мог быть по определению. Не того, совсем не того типа человек! А вот что ему просто стало скучно ждать неспешного развития исторического процесса, и он решил его немного подтолкнуть, не задумываясь о высших интересах своего сюзерена — это ближе к истине. Но князь растил, воспитывал и держал Игоря при себе совсем не для этого!

С резкостью, на грани допустимого этикетом и собственным характером, он высказал все свои соображения и претензии.

— И что вы мне на это скажете, ваше превосходительство? — титулование, принятое лишь при обращении младшего к старшему, прозвучало особенно ядовито.

Другой на месте Чекменева тут же спал бы с лица, начал оправдываться и нести первую пришедшую в голову околесицу. Однако генерал при этих словах лишь встал с кресла, слегка прищелкнул каблуками, демонстрируя готовность продолжать доклад в строго уставных рамках.

— Ничего принципиально нового, ваше высочество. Да, мы работали по Варшаве, как и по всем остальным направлениям, внушающим опасения. Да, я заблаговременно развернул в городе и вокруг три отряда «печенегов». Ситуацию мы отслеживали со всей возможной тщательностью. Предпосылки к беспорядкам нами наблюдались, но положение отнюдь не выглядело катастрофическим и даже особо угрожающим. Тем более, согласно решению августовского еще военного совета, к границам Польши выдвигались полки Гвардейской дивизии. По просьбе премьер-министра и в соответствии с отданным в ее исполнение приказом военного министра «печенеги» и должны были, на случай чего, готовить плацдарм вторжения. Таким образом, я не считал необходимым информировать вас еще и по этому вопросу. У вас было слишком много дел по Петроградскому направлению.