Читать книгу - "Мессия очищает диск - Генри Лайон Олди"

– Где способен улечься бык, там способен ударить кулак!

Лазутчик втайне ждал этого голоса, этих слов человека, чья голова весело скалилась на бамбуковом колу; и танцевал до изнеможения.

Только потом, взмокнув и изгнав из сознания ненужные мысли, лазутчик жизни брался за пилюли, мази и иглы.

Ему невыносимо хотелось обрить голову.

Гонцом неожиданно оказался рыхлый евнух. Лицо его представляло собой мешанину жировых складок и морщин, но маленькие колючие глазки напоминали иглы из котомки лазутчика.

– Скромный письмоводитель счастлив склониться перед мужем достойным и величественным…

Змееныш весьма сомневался, что евнух – письмоводитель, да еще и скромный; видимо, сановник разделял эти сомнения, потому что нетерпеливо всплеснул лапками – к делу, любезнейший!

Будто мы не знаем, что скопцы неоднократно занимали не только посты «больших мужей-дафу», но и надевали шапки цинов-министров!

– Государь велит вам, господин советник, нынче же вечером, едва прозвучат гонги и барабаны первой стражи, прибыть в Восточные казематы, в верхнюю допросную залу. Сын Неба поручает вам инспекцию проведения дознания по делу монаха-изменника, захваченного на дороге Цветущих Холмов. Ваши выводы и предложения необходимо будет представить в докладе на высочайшее имя не позднее чем завтра.

– Он до сих пор молчит? – поинтересовался Государев Советник, и в тоне его пробилась нотка уважения.

– Увы, господин советник, – молчит. Поэтому, памятуя про вашу осведомленность о мерах наказания времен прошлых и нынешних… Государь приказал до конца недели получить от монаха-изменника подробные сведения о внешних и внутренних укреплениях обители близ горы Сун, о количестве подготовленных сэн-бинов в Шаолине, о состоянии монастырского арсенала, а также о наличии боеспособных слуг-мирян и каналах связи с филиалами монастыря. Осмелюсь добавить от себя: Сын Неба был очень разгневан, когда ему докладывали об упрямом молчании монаха! И трижды назвал Шаолинь гнездом смуты и козней. По-моему, чиновник-дознатчик всерьез рискует не только должностью, но и…

– Коновалы! – презрительно бросил Государев Советник. – Цирюльники для кровопускания! Между прочим, когда я еще в позапрошлом году предлагал учредить стипендии на факультете наказаний, открыв специальный курс «развязывающих языки», – меня упрекнули в отсутствии гуманности! А теперь какой-то монах смеется над государевыми чиновниками! Позор! Стыд и позор!

– Вот поэтому, господин советник, именно вам и поручается…

Спасительная дверца была совсем рядом, но Змееныш не трогался с места. Монах, захваченный на дороге Цветущих Холмов?! До сих пор молчит? Быть не может! Лазутчик собственными глазами видел голову преподобного Баня на колу, – правда, как голову наставника Чжан Во, главы тайной канцелярии… Ну и что? Не все ли равно, под каким именем ты восходишь на эшафот; не все ли равно, как тебя звали при жизни и назовут после смерти? Даже если Бань и был переодетым наставником Чжаном…

Опять же: сведения, которые должен дать монах-изменник, кем бы он ни оказался, могли означать только одно – готовится штурм обители правительственными войсками.

– Выходи! – приказал Государев Советник, и Змееныш послушно вышел.

Они были одни в кабинете.

– Ты слышал?! – возмущению сановника не было предела. – Так и передай моему другу Бао: грядет конец света! Бездельники из Восточных казематов почти две недели не могут разговорить простого монаха! Впрочем, не надо, не передавай… к делу это отношения не имеет.

Змееныш же полагал обратное:

– Позднорожденный осмеливается спросить: разве не всех преподобных отцов из столичной тайной канцелярии казнили для устрашения?

– Не всех. Этого доставили на следующий день после публичного умерщвления, и государь повелел сохранить ему жизнь. Разумно, хотя и с опозданием: стоило оставить в живых троих-четверых – глядишь, у кого-то язык оказался бы не столь неповоротливым! Впрочем, не мне, скудоумному, судить поступки Сына Неба…

Змееныш кончиками пальцев взъерошил оперение шелкового павлина.

– Позднорожденный дерзко напоминает: высокий сановник обещал исполнить его просьбу!

– Проси, – кивнул Государев Советник.

– Я, подданный, безрассуден и глуп, – повторил Змееныш первые слова доклада судьи Бао. – Если определять мне наказание, то и десяти тысяч смертей окажется мало…

Лазутчик помолчал, машинально погладил макушку и брезгливо отдернул руку – ощутить под ладонью мокрые от испарины волосы было неприятно.

– Я прошу разрешения присутствовать при инспекции Восточных казематов, – твердо закончил он.

– Зачем? – Неприятно прозвенела сталь; и нахохлившийся воробей снизу вверх заглянул в глаза Змеенышу.

Лазутчик не отвел взгляда.

– Я слышал, под пытками говорят все. И поэтому хочу увидеть человека, сумевшего промолчать. Полагаю, если подождать до того дня, когда Шаолинь и впрямь будет разрушен, – мне и вовсе не доведется лицезреть подобное чудо.

Сановник медленно подошел к окну и неуловимым движением сцапал самую назойливую муху.

Подержал в кулаке, прислушиваясь к жужжанию, и резко сжал пальцы.

«Сейчас склюет!» – подумалось Цаю; но он не стал уточнять, кто склюет и кого именно.

Тишина.

– Хорошо, – только и ответил Государев Советник, автор трактата «О пяти видах наказаний»; человек, не способный выпить яд, прежде чем не подготовит дела для сдачи преемнику.

– Хорошо. Ты поедешь со мной.

И крохотный трупик мухи упал на паркетину с рожицей Маленького Архата.