Читать книгу - "Держитесь, маги, я иду! - Валентина Елисеева"

Помирать — так с музыкой! Не можешь изменить ситуацию — измени свое отношение к ней.

День свадьбы был не менее солнечным, чем день помолвки. Служанки нарядили Анастасию в очередное новое белое платье, еще более богатое, чем прежнее. Все невесты волнуются в такой день, но не у многих для этого есть столько реальных причин, сколько было их у бедной Насти. Нет, она верила своему жениху, верила, что он будет честно придерживаться достигнутых ими вчера договоренностей, однако все равно ее ожидало очень тяжелое испытание. В течение года подвергаться целенаправленному наркотическому воздействию и день ото дня бороться с собственным организмом, не давая ему скатиться в зависимость, — такого и врагу не пожелаешь. Настя была почему-то убеждена, что, закати она вчера истерику и потребуй с пеной у рта расторжения помолвки, лорд Таис отпустил бы ее. Почему она этого не сделала? Здесь было несколько причин.

Во-первых, другую, что заняла бы ее место, было действительно жалко. Тем более что при местном домостроевском воспитании у благородных девиц мира Дойн не было ни опыта противостояния жестоким реалиям жизни, ни даже элементарных знаний, которые помогли бы им избежать губительных последствий.

Во-вторых, папочка-купец вполне мог бы опять продать ее какому-нибудь магу, и этот маг мог оказаться далеко не таким сговорчивым, как Северин.

В-третьих, Северина тоже было жалко. Даже понимая, что ведет она себя как слезливая сентиментальная девица, купившаяся на красивые глаза и «душевные метания» очередного «покорителя сердец» из сериалов, Настя все равно сострадала ему.

В-четвертых, она смутно и робко надеялась, что сказанные «высшими силами» слова о «толчке к возрождению» были не просто красивыми словами и у нее действительно есть шанс справиться.

В итоге на крыльцо Настя выходила, ощущая себя чуть ли не христианской великомученицей, готовой пожертвовать собой на благо мира. Правда, увидев сногсшибательно красивого жениха в белом наряде, Настенька быстро решила, что всякому положено нести свой крест смиренно и благочинно, и вспомнила цитату из прошлой жизни, что «страсть все усложнять представляется извращенной чертой человеческого характера». Северин с искренним восхищением смотрел на нее, и ей очень хотелось верить, что все сложится у них хорошо.

В храме было так же сумрачно, как и три дня назад. Теперь на середину зала ее вела рука не «отца», а без пяти минут мужа. Гости (члены ее семьи, Лютен и несколько незнакомых мужчин, видимо, родственников и друзей Таиса) встали рядом полукругом. Держа Северина за руки и глядя в глаза, Настя слушала его обещания и клятвы. Когда он замолчал, ей нестерпимо захотелось хоть что-то доброе сказать ему в ответ, выразить надежду на их благополучное будущее, но она помнила, что должна молчать. Памятуя о ее «потере памяти», Северин в течение всей поездки до храма старательно повторял ей все аспекты и тонкости ритуала. Таис отпустил ее и поднял свои руки ладонями вверх. По храму пролетел ветерок, и в ладони Северина опустились две цепочки с медальонами. Одну из них он надел на шею Насти, а вторую передал ей, чтобы она сделала то же самое. В заключение церемонии молодоженам было положено обменяться поцелуем.

«Помирать — так с музыкой!» — решила Настя и приникла к губам новоиспеченного супруга, с удовольствием знакомясь с их вкусом. Ее язычок пробежал по верхней губе мужчины, смело коснулся нижней. Муж отлынивать тоже не стал, и они долго и самозабвенно целовались на глазах у всей родни и ошеломленных магов.

Самым изумленным, однако, выглядел новобрачный, когда она выпустила его из своих цепких ручонок.

«Он что, действительно думал, что я буду принимать его поцелуи, как принимает ребенок горькую микстуру: морщась от отвращения и жалея, что никак не отвертеться?» — удивилась Настя.

Кажется, Северин действительно так думал, причем не только он. Не успела пара выйти из храма, как к его молодой жене подлетел Лютен и начал водить руками перед ее лицом.

«Он похож на нахохлившегося ворона. И руками, как крыльями, машет. Вот умора! — веселясь, думала Настя, глядя на лекаря. — И чего это ступеньки то ближе, то дальше, то ближе, то дальше? Это они скачут, или это меня качает вперед-назад? Ой, как меня крепко под локоть ухватили и дернули. Значит, это все-таки меня качает. А кто это меня дернул, собственно? Надо сказать, чтоб на место меня вернул и не трогал».

Молодая жена, пошатываясь, развернулась к мужу. «Ух ты! Вот это да! Аполлон! Бель-вель-дель-дэльский! Этот пусть дергает куда угодно. Лучше даже самой за него уцепиться, чтоб не забыл меня здесь, на этих глупых качающихся ступенях. У-у-у, как вкусно от него пахнет. Новый аромат „олд спайс“? Будет хитом сезона, гарантирую. До чего ж мне хорошо! И не надо так смотреть всем на меня! Я ж говорю: хорошо мне, не плохо!»

Северин удерживал шатающуюся, но вцепившуюся в него клещом жену и слушал ее малопонятные речи. Все окружающие тоже внимали каждому слову. Авар обиженно насупился на сравнение с вороном, а в конце, не утерпев, спросил:

— А кто такие Аполлон, Олдспайс и Хит?

Ответа, естественно, не последовало. Новобрачная блаженно жмурилась на солнце, окончательно отрешившись от действительности.

— С ней все нормально? — озабоченно спросил Северин у друга.

— Все в пределах нормы, — пожал плечами Авар и ехидно заметил: — Особенно после такого поцелуя!

Гости и молодожены расселись по экипажам и покатили к дому Марвеков. Там, в парадном обеденном зале были накрыты праздничные столы. Слуги шептались, что Таисы не поскупились на угощение, а еще всей прислуге по одному золотому выдали, чтоб каждый мог отметить такое важное событие. Калира любовалась, как блестит на солнце ее золотая монетка, и хвасталась, что хозяин на радостях, что сбыл наконец-то дочурку с рук, простил им с Пелькой прошлый недогляд за молодой хозяйкой и разрешил остаться в доме.

Молодые, как положено, просидели за столом всего час. Потом семейство Таисов — Северин, его отец Марон Таис и Дед Бориор Таис стали откланиваться. Вслед за ними поднялись и другие маги. В экипаж молодых погрузили вещи Наили Марвек (вернее, уже Наили Таис), и новобрачные уехали в свой столичный дом.