Читать книгу - "Фехтмейстер - Владимир Свержин"

Никогда не говори правду прежде, чем узнаешь, чего от тебя ждут.

Талейран

Низкое, хмурое даже в темноте небо висело над городом, то сбрасывая на проспекты и улицы снежные бураны, то посвечивая себе в разрывах туч унылым огарком желтой луны.

Лаис старательно куталась в меховую полость и пыталась спрятать от мороза в собольем воротнике точеный носик. Она терпеть не могла местных зим. Впрочем, лето здешнее она тоже не слишком жаловала, но в прежние годы была возможность уехать в Крым к теплому морю, где небо, конечно, не было таким синим, как над ее родным домом, но все же…

Лаис прикрыла глаза, вызывая в памяти видения своей юности. Вырубленный в скале храм казался ей чудовищно огромным. Лишь только Великая Мать, всю жизнь посвятившая служению Эстер, знала все переходы и тайные помещения этого огромного скального лабиринта. Происхождение давало Лаис право бегать по темным коридорам святилища взад и вперед безо всякого риска. Неведомым способом все женщины ее рода могли безошибочно найти верный путь в запутанных анфиладах храма. Они верили, что дух прародительницы уводит их от ловушек и загораживает хитроумные западни. Однако стоило чужаку лишь попытаться проникнуть в тайны мистерии — земля разверзлась бы под ногами дерзкого нечестивца. В священном городе об этом знал каждый.

Но Лайошу Эстерхази то было неведомо. Преследуя раненого леопарда, он заметил расщелину, в которой пытался укрыться зверь. Дальнейшее можно было объяснить лишь чудом, или же тем высоким предназначением, которым был отмечен храбрый охотник.

Конечно, Лаис верила в чудеса. Ибо разве не чудом была вся ее жизнь? Но более полагала истинным второе объяснение. Этот высокородный князь из рода Эстер был действительно направлен в Карнаве Провидением для того, чтобы появилась на свет она. Так не раз ей говорил отец. А уж он-то всегда знал, что говорит. Она должна была познакомить мир с тайным знанием, которое долгие века хранилось в лабиринтах скального храма прародительницы Эстер!

Она заслонилась ладонью от холодных бичей срывающейся метели.

Внезапно ее охватило тянущее, ноющее, как больной зуб, чувство тревоги. Что-то не так! Опасность! Здесь, совсем рядом!

Она припомнила недавнее происшествие в вагоне. Когда этот то ли пьяный, то ли контуженый штабс-капитан полез с кулаками, ей, конечно, было очень страшно, но все же ничего подобного не чувствовалось. Более того, она знала, что все будет хорошо, что все происходит именно так, как должно происходить.

— Тпр-ру! Тпр-р-ру! А ну стой!

Донесшийся до ее слуха окрик был жесткий и весьма грубый, однако в тоне, которым была выкрикнута команда, чувствовалась та властность, которая бывает не у разбойников, а у людей, облеченных законным правом. Она резко открыла глаза, возвращаясь от гор Карнаве, облаченных, точно в молитвенное одеяние, в синеву небес, скрепленную блистающим аграфом дневного светила, в студеную, посыпающую мелким снегом ночь Петрограда. У саней, держа под уздцы коренника ее тройки, стоял грозного вида жандарм в длинной кавалерийской шинели с шашкой и кобурой револьвера на боку.

— Чем обязана? — ледяным тоном произнесла Лаис, внутренне содрогаясь от мысли, что вопрос, заданный ей нынче любезным полковником в поезде, вовсе не был столь праздным, как ей представлялось.

«Вот и мой черед пришел», — подумала она с тоской.

— Вы, значит, будете госпожа Эстер?

Лаис огляделась, точно видела окрестности впервые. Сани находились у самых ворот ее дома на Большой Морской. Чуть поодаль, с противоположной стороны саней маячила фигура еще одного жандарма. Этот хмурый усач с сизым носом казался особенно суровым, но скорее всего просто внутренне негодовал из-за необходимости стучать зубами на морозе, поджидая какую-то расфуфыренную дамочку, вместо того, чтобы сидеть дома за самоваром и баранками. Из-за его спины выглядывала хитрая, но встревоженная физиономия соседского дворника Махмуда. Или Мухаммеда? Лаис не помнила.

— Я госпожа Эстер, — с достоинством произнесла Лаис, поглядывая на освещенные окна над головой. Весь второй этаж в доме вдовы адмирала графа фон Граббе снимала она. Сейчас электричество там горело везде, точно в доме был званый ужин.

«Наверняка сейчас они роются в моих вещах», — подумала Лаис и брезгливо отстранилась от предложенной жандармом руки.

— Выходите, выходите, барышня. Поторапливайтесь! Мы вас здесь уже битый час поджидаем! — сурово топорща усы, пробасил ревностный служака, шмыгая носом.

Лаис молча прошла к парадному входу, рядом с которым красовался еще один страж закона.

— Почему столько людей? — поморщилась она, все еще стараясь держать себя в руках. — Зачем ломать эту комедию?

В сопровождении давешнего блюстителя государева покоя она поднялась к себе. В помещении обнаружилось еще несколько жандармов. Они бродили меж разбросанных вещей, делая какие-то пометки, записывали показания всхлипывающей кухарки, судачили об исправности замков и отсутствии валерьяновых капель, не слишком при этом обращая внимание на присутствие хозяйки.

— Потрудитесь объяснить, что здесь происходит!

Словно только сейчас заметив ее, один из присутствующих макнул в чернильницу железное перо, окинул женщину подозрительным взглядом и выкрикнул негромко:

— Ваше благородие! Госпожа Эстер прибыла.

* * *

Платон Аристархович с нескрываемым интересом глядел на своего будущего помощника. Конечно, реальная война разведок имела довольно мало общего с тем, как описывали ее господа романисты. И в первую очередь эта стезя есть поединок умов, а не кулаков и даже не ловкости стрелковой. И все же… Он живо припомнил недавнюю тень, скользнувшую в подворотню. Этакий хват может пригодиться! А если он столь же ловок на клинках, сколь в рукопашной схватке, тогда…

— Браво, браво, господин сотник, весьма ловко! Это, я так понимаю, японское джиу-джитсу?

— Вроде того.

— А скажите, будьте любезны, саблей вы владеете столь же изрядно?

— Оба-на! Это шо ж мы, на тайных врагов Отечества в сабельной атаке ломанемся? — вопросом на вопрос, не задумываясь, ответил казак.

— И все же? Только правду. Это важно.

— Ага, правду режем, хвосты рубим, чушь порем — главное не перепутать, — в пространство бросил атаманец. — Но если так, положа руку на источник моего оптимизма, то найдется пара-тройка бойцов, с которыми мне придется тяжко. Я имею в виду здесь, в Питере.