Читать книгу - "Костер и Саламандра. Книга вторая - Максим Андреевич Далин"

Книга вторая

… Наши мёртвые нас не оставят в беде…

В. Высоцкий

1

Мы выходили далеко за полночь.

Олгрен с нами не пошёл. Я впервые увидела, как выглядит душевное потрясение у бронированного адмирала: он стоял, скрестив руки, неподвижный, как статуя, провожал нас взглядом — а лицо у него было одновременно печальное, мрачное и злобное.

— Я сам кое-что проверю, — сказал он на прощанье. — Найду способ.

Я просто ни минуты не сомневалась, что Князь Сумерек может найти способ. Вильма только попросила его не убивать — но я не уверена, что адмирал воспринял её просьбу как непререкаемый приказ государыни.

— По возможности, — ответил он и ушёл в тень.

У меня на руках спал кроха Гелхард, завёрнутый в тёплое синее одеяльце, а тело Вильмы на носилках вынесли жандармы. Мы не закрыли её лицо, но оно было белым, как фарфор, даже синеватым в свете газовых фонарей. К проходной завода подогнали карету Королевского Госпиталя, туда было удобно поставить носилки — и мы с Ольгером, Тяпкой и младенцем тоже кое-как разместились. Рашу и Броуку подали мотор.

Проходная была оцеплена, но меня поразила толпа, стоящая вокруг. Они перекрыли улицу, их было ужасно много: молчаливые тёмные люди, рабочие с завода, горожане, какие-то женщины… По толпе прошёл гул, когда люди увидели носилки и нас с младенцем, — но почти сразу же умолк. Не думаю, что кого-то утешили наши бледные, зарёванные, усталые физиономии. Тело Вильмы горожане вряд ли рассмотрели, но именно это и напугало бы кого угодно сильнее всего. Все, наверное, думали, что небо рушится, — и кто их осудит…

— Дорогие горожане! — услышала я голос Раша, спокойный и твёрдый. — Мы пока ничего не можем вам сказать. Завтра сообщим всё — и о здоровье государыни, и о здоровье наследника престола.

Не знаю, разошлись ли они, но перед каретой толпа расступилась без звука — карета тронула с места и быстро покатила по пустым ночным улицам города.

— Как жаль этих добрых людей, — вздохнула Вильма. Она сидела на ногах собственного трупа — и мне было холодно видеть её такой: в окровавленном белом платье, с выбившейся прядью, лунной и полупрозрачной. — Они ведь ожидают вестей о нас с сыном, а я даже не могу их утешить. У них будет грустная ночь.

— Страшная ночь, государыня, — сказал Ольгер. — Жуть берёт, как представишь, что они думают. Вас нет — так и защиты нет никакой. Не младенец же…

— В моём завещании регентами названы Карла и Раш, — сказала Виллемина, но не слишком уверенно.

У меня опять потекли слёзы.

— Ну что ты, Вильма, — сказала я и шмыгнула носом. — Какая из меня регентша? Какой из меня политик? Я же просто некромантка у тебя на подхвате… разве только няня для младенчика, чтобы его учить обращаться с Даром. А Раш — он ужасно умный, кто спорит, но… ну что Раш сделает, если ему заявят, что ни у кого из нас прав нет? А если весь свет заявит? Вот у Хальгара есть. И Орстен ещё жив, между прочим…

— Слава Богу, что не понадобится это завещание, — сказал Ольгер. — Вот слава-слава.

Вильма улыбнулась, кивнула:

— Дорогие мои, я прошу вас, не надо так грустить! Весь главный ужас позади, остались задачи, которые нужно решать.

— Ох, государыня, — вздохнул Ольгер. — Нам с леди Карлой ещё хватит ужаса.

— Простите меня, глупую, — Вильма улыбнулась виновато. — Особенно вы, дорогой граф, простите. Я к вам не прислушалась…

— Я просто… мне просто… я не очень хорошо понимаю Дар, — сказал Ольгер, и губы у него задрожали.

— Когда некромант говорит: «Мне здесь неуютно», умная государыня откладывает визит, — сказала Вильма. — Это было достаточно ясно. Я понадеялась на собственное везение… мне не хотелось откладывать. Ждали меня, вы же видели…

— Тебе, Вильма, надо указ такой подписать, — сказала я мрачно. — Что любой некромант, который чувствует опасность, даже если не понимает, что это за опасность и где именно, может хватать тебя в охапку и тащить туда, где эту опасность чувствовать перестанет. Это будет очень полезный государственный указ, он нам всем десять миль нервов сбережёт невымотанными.

Вильма обняла нас — и мне показалось, что она тоже сдерживает слёзы:

— Дорогие мои друзья… я боюсь, что мы не сможем предотвратить то, что диктует Предопределённость. От Судьбы не уйдёшь… сейчас мне кажется, что во всём есть какой-то смысл, известный высшим силам, не нам. Богу, аду… не знаю. Но нас ведёт Предопределённость — до той точки, в которой нам приходится решать. Милая моя Карла, мы с тобой сегодня прошли такую точку — и я отправилась не отдыхать на лоно Господне, а работать. И вы, дорогой Ольгер, снова проходите такую точку. Это всегда больно… но что же делать?

— Ага, — мрачно сказала я. — Мы все играем в игры, которые боги дали нам.

— И выигрываем, — улыбнулась Вильма. — Держитесь, друзья. Мы сможем.

Мы только переглянулись.

— Мне вправду стыдно, — сказала Вильма грустно. — И я вам очень сочувствую.

Мне было тепло от её призрачной ладони — но на душе не полегчало. Когда я думала об ужасной ночи, мне снова хотелось скулить и выть.

Во Дворце нас ждали грустный Валор и мэтр Фогель с Гленой — эти были просто в ужасе. Заплаканная Друзелла забрала у меня младенчика — они уже устроили детскую, а чтобы крошке-Гелхарду не пришлось слишком уж резко менять привычки, там его ждала его старая кормилица. Малышу, кажется, было лучше, чем всем взрослым, вместе взятым: его унесли спать в хорошенькую спальню, а перед сном мэтресса Луфа даст ему поесть. Отличная жизнь, по-моему.

Не нашей чета.

Мы отнесли тело Вильмы вниз, в казематы, вернее, в лабораторию. Глена, плача, убрала волосы Вильмы под полоску полотна и принялась покрывать её лицо сперва маслом, а потом гипсом — чтобы сделать маску в точности.

Вильма с любопытством наблюдала за процессом.

— Вали отсюда, — сказала я. — Пожалуйста, уйди. Мешаешь очень.

— Чем? — искренне удивилась моя