Читать книгу - "Расеянство - Братья Швальнеры"

ним через соединявшее ванную комнату с кухней рифленое окошко – такие часто встречаются в квартирах хрущевского типа. Она смотрела, как он намыливается, а после смывает с себя пену под струями горячей воды, и тело его казалось ей вершиной человеческой красоты и стати. «Кубики» пресса, сильные, рельефные руки, мускулы у ключиц, бедра, ягодицы – все это сейчас, как и несколько лет назад, в медовый месяц, приковывало ее внимание и заставляло благоговеть перед мужем. Заставляло трепетать и получать немое, тихое удовольствие просто от того, что это – ее муж, ее хозяин, ее Господин…

И ночью в постели тихо стонала Нина, и мужественно рычал Николай, доказывая превосходство мужской стати над женской, сильного пола над слабым, естества самурая над естеством покорной гейши.

Утром на МТС обсуждали поломку. Докладывал Михалыч.

–Да если б не Колян, сидели бы мы сейчас с председателем возле конторы, лысого гоняли…

–А чего он?

–Да с коленвалом вчера мне здорово подсобил. Молодец, Колек, хоть и дурной манеха, а силищи – хоть отбавляй. Здоровый парень.

–Это да, на ЗИЛу такой валок, втроем хрен поднимешь, а он один – как пушинку.

–Да прям как пушинку!

–Я тебе говорю, сам видел, он и сцепку с хоздвора таскает на себе как битюг – и хоть бы хны.

–Да, точно Толян, дал Бог ему здоровья!

Остановившись у дверей МТС, Мисима подслушал разговор товарищей. Светлые мысли поселили в его голову эти речи близких ему ронинов. Отправился он к извечному месту своих размышлений – в туалет – и обратился к книге, к мудрости великого японца, которая наверняка должна была вторить его внутреннему голосу, говорившему: «Займись совершенствованием тела своего!»

Он читал, и будто бы новый, неведомый доселе мир, открывался перед его глазами. Какой культ мужского тела, мужской красоты и силы приветствует и воспевает японский классик! Какое преклонение и почитание перед тем, что действительно красиво и словно бы самой природой определено как принадлежность хозяина, властелина этой самой природы… Подумал храбрый воин: «Ведь еще немного, и я доведу свое дело до полного совершенства, а совершенство тела – есть важнейшая ступень на пути к духовному совершенству…»

Мог бы он и раньше прийти к этому выводу, памятуя русскую народную мудрость: «В здоровом теле здоровый дух», но к максиме этой пришел он тернистым путем познания, открытым уже в зрелом возрасте через труды японского классика. Они и помогли ему решиться на ответственный и неведомый доселе шаг – стать архитектором собственного тела.

Следующие два дня он только и был занят, что тем, что собирал по всей деревне пустые пластиковые бутылки из-под пива, минералки и «кока-колы». Найдя на хоздворе несколько длинных железных палок, он, собрав бутылки в достаточном количестве и наполнив их водой, стал привязывать к разным концам палок емкости, чтобы придать им дополнительный вес. Потом затащил эти конструкции в гараж, где по счастью стояла длинная деревянная лавка, на которую можно было лечь вдоль, по всей длине тела.

Улегшись, поднял Мисима одну из усиленных палок – нелегка была ноша, но, скрипя сердцем и челюстями, поднял ее храбрый самурай на вытянутые руки высоко над своей головой, а затем опустил вниз – так же, превозмогая напряжение и некоторую ломоту суставов, хоть и крепких, но все же не привыкших к таким нагрузкам…

Спустя несколько часов такой тренировки отправился Мисима домой. И хоть чувствовал он в своем теле усталость, все же сил в нем он чувствовал больше. По традиции обняв жену и приняв ванну, он пренебрег ужином и потащил Нину в спальню – такой прилив мужественности принесли ему эти, новые для него, занятия. Она тоже оценила их результат – сегодня он был особенно силен и мужественен, и не давал ей покоя всю ночь. Она была уже порядком вымотана, и даже просила мужа остановиться, но он был неумолим…

Так продолжалось еще несколько дней – пока товарищи его не стали замечать нового увлечения своего друга. Заинтересовались. И некоторые из них даже стали повторять за ним, тоже оставаясь после работы и предаваясь этому новому спортивному увлечению с не меньшим азартом, чем сам Мисима.

–А чего это вы тут делаете? – придя как-то вечером, спросил друг Мисимы, Степа.

–Мышцу качаем, – горделиво сленгируя, ответил Мисима.

–Накой?

–Силы придает. Вечером прихожу, Нинку так жарю, что верещит как карась на сковородке.

Рыбак Степан не слышал, чтобы мертвые караси верещали, но определенная доля зависти у него все же появилась – ведь Нина была его старой школьной подругой, и до появления в ее жизни Мисимы они делили с ней постель долгими зимними вечерами. Да и летними. Да и не только вечерами.

–Врешь?

–А ты попробуй.

И он последовал совету самурая, явно превосходящего его по интеллекту. И отметил его правоту – сил и либидо у него и впрямь прибавилось. А вот «жарить»-то оказалось и некого. И понял Степан, несколько дней спустя, что понапрасну растрачивает свой физический потенциал, умирая над никому не нужными тренировками. И запил.

Однажды вечером Мисима возвращался с тренировки домой, и увидел стоящего возле конторы Степана, еще не в стельку, но уже порядочно пьяного. Самурай вспомнил, что уже несколько дней не видел ронина в гараже.

–Здорово, Степаныч.

–Здорово, Колян.

–Ты чего здесь?

–Бухаю. Хочешь? – Степан протянул товарищу початую бутылку купленного у тети Дуси саке.

Озаботился Мисима состоянием друга.

–Что с тобой? Почему на тренировки не ходишь?

–А нахер они нужны… Толку-то от них. Ни ума, ни бабла не прибавляют, а силы… у меня и так на мой век хватит!

Задумался Мисима – опасны были такие рассуждения, тем более, когда за пределы головы допускающей их выходили на свет Божий, становясь вербальными элементами. За ответом на свой вопрос отправился он к Синдееву.

–А что, Степа прав, – развеял сомнения Мисимы задумчивый и мудрый шифу. – Путь самурая – это путь воина, но это вовсе не означает, что он должен одни мускулы качать. Тут духовный поиск немаловажное место занимает, понимаешь?

–Ну так я думал, что это ступень на пути к раскрытию духовной сути личности…

–Именно. Ступень. Но не самоцель. Мисима довел свое тело до совершенства, а потом пить начал и курить. И живот себе вспорол по итогу. О чем говорит? Все раскрыл, все понял, остановился, прервал свой путь. Вот так и надлежит.

Опечалился Николай – и не мысли о неизбежном самоубийстве заставили его впасть в депрессию, а мысли о том, что он еще