Читать книгу - "Расеянство - Братья Швальнеры"

традиции следовало бы заплакать, что Нина с успехом и сделала, закрыв лицо руками и убежав в соседнюю комнату – чтобы он уж точно не видел, что она всего лишь симулирует сердечное расстройство.

Не понравилась Николаю такая реакция – он смачно плюнул себе под ноги и вышел из дому.

На улице он перевел дыхание, послушал вопли соседского петуха и, недолго думая, отправился к своему товарищу – Алексею Михайловичу Пузикову, пожилому сварливому пенсионеру, работавшему все в том же колхозе бригадиром шоферов.

–Михалыч, ты дома? – подойдя к плетню, окрикнул Колян.

–Дома, в гараже, айда подсоби.

Тот лихо перемахнул через забор и секунду спустя уже лежал вместе с Пузиковым под его стареньким УАЗиком, то и дело нуждавшимся в капитальном ремонте.

–И когда ты это барахло на свалку свезешь?

–Не учи ученого. На нем еще мои внуки ездить будут.

–Дерьмо из-под себя кушаешь.

–Не умничай. Затяни лучше хомут.

–Делаю.

–Смотри, вишь тросик соскочил?

–Ага.

–Как его натянут-то правильно? Я чет хрен его знает…

–Вот на эту фуевину…

–Думаешь? А-ну, давай вместе попробуем…

–Взяли!

Через несколько минут товарищи уже отмечали удачную починку двигателя разливаемым из трехлитровки самогоном и солеными огурцами прямо здесь, в гараже, вдали от взыскательных и требовательных глаз жены Михалыча.

–Так, значит, говоришь, добра не понимает?

–Вообще никак.

–А баба, она скотина такая… Никогда доброго отношения к себе не оценивает. Только слой с ней можно. Не зря в народе говорят, «бей бабу молотом – будет баба золотом!»

–Это точно.

–Э, я много таких пословиц знаю. Вот слушай… Да наливай пока… «Бей бабу обухом, припади да понюхай – дышит? – морочит, еще хочет»… «На бабу да на скотину суда нет», «Чем бабу бьешь сильней, тем щи вкусней»…

–А я это… Тоже знаю… Батя у меня покойничек говорил, «жене дважды радуются: когда в дом ведут да когда в могилу несут».

Приятели рассмеялись и обмыли свои познания в области русского фольклора граненым стаканом самогонки, самостоятельно приготавливаемой Михалычем на протяжении многих десятков лет. После возлияния Николая традиционно накрыла волна рассудительности и здравого смысла.

–Так ведь делать-то чего-то надо, однако…

–Надо.

–И что?

–Как что? Бить конечно!

–Думаешь?

–Мне и думать не надо. Жахнешь пару раз промеж глаз – как шелковая станет.

Сказанное Михалычем несколько разнилось с теми представлениями о самурайской чести что кипели в мозгу Николая и какие он решил принять на вооружение для всей оставшейся жизни. А потому он срочно удалился в нужник Михалыча, чтобы задать Мисиме вопрос – как он относится к воспитанию женщин, что называется, кулаком?

И хотя ни о чем подобном книга не говорила, из нее все же он узнал кое-что о самурайских традициях среди женщин. Так, Накано Такэко, старшая дочь чиновника княжества Айдзу Накано Хэйная одилась в городе Эдо (современный Токио). Она получила образование как в области литературы, так и боевых искусств, хорошо владела нагинатой. Будучи удочерена своим учителем Акаокой Дайсукэ. Накано вместе с ним работала инструктором боевых искусств в 1860-е годы. В Айдзу Такэко впервые очутилась в 1868 году. В ходе битвы за Айдзу она командовала группой женщин, которые сражались независимо от основных сил княжества, поскольку высшие должностные лица Айдзу запретили им участвовать в бою в качестве официальной части армии. Эта группа позднее была названа «Женским отрядом» (Дзё:ситай) или «Женской армией» (Дзё:сигун). Ведя свой отряд в атаку против сил Императорской армии княжества Огаки, Такэко получила пулевое ранение в грудь и попросила свою сестру Юко отрезать ей голову и похоронить её, чтобы она не досталась врагу в качестве трофея. Голова Такэко была доставлена в храм Хокайдзи (в современном посёлке Айдзубангэ префектуры Фукусима) и похоронена под сосной.

«Поразительно», подумал Николай. «Женщина-самурай». Какие честь и достоинство! Какая воинская слава! Какая доблесть! Однако, есть и вторая сторона медали – если женщина в совершенстве владеет боевыми навыками и готова сражаться с мужчинами на равных, то и спрашиваться с нее должно как с равной – пусть будет она готова к бою, в том числе и смертному, в любой момент!..

–Слушай, Михалыч, – вдумчиво спрашивал Николай, глядя в глаза собеседнику, – как думаешь, моя Нинка могла бы, случись чего, мне подзатыльник дать?

–А у тебя что, память отшибло? Давала и не раз!

–Точно, – в памяти Николая воскресли картины недавнего прошлого, когда его обожаемая супруга так лихо отвешивала ему оплеухи, пользуясь своим явным внешним превосходством, что тот знай себе летал по всему дому из угла в угол, переворачиваясь от счастья в воздухе.

–А тебе для чё?

–А вот в книге сказано, что были и женщины-самураи. У них такие же высокие нравственные принципы там, все дела… И соответственно, боевые навыки нашим никак не уступают.

–Ну и к чему ты это все?

–А к тому, что значит сражаться с ней на равных можно.

–Давно пора. Только при чем тут самураи, не пойму никак…

–А при том, что жить надо по самурайскому кодексу, бусидо и прочая…

–На кой он нужен?

–На кой… Ну какие у тебя принципы в жизни есть?

–Много всяких…

–А конкретнее?

–Ну…

–Бабу бьешь?

–Бью.

–А она тебя.

–И она.

–Вот. Значит, не уважает. А начальство тебе премии давно выписывало?

–Давненько.

–Значит и начальство не уважает. Друзей много у тебя? Ну таких, чтобы настоящих, чтобы прям…

–Нет, конечно.

–Опять же хреново. Значит что?

–Что?

–Проблема в тебе. В твоих принципах. А вернее, в их дефектности и нестабильности, в необходимости их кардинального пересмотра и перестройки всего менталитета от А до Я…

Может быть, Николай вел свою речь и не такими высокопарными эпитетами, как ему того хотелось, но думал он именно так и искренне желал, чтобы его местами бессвязная речь лилась именно таким удивительным и прекрасным, хоть и малопонятным обычному человеку, потоком.

–Эка завернул…

–А что, не так?

–Так-то оно так…

–Ну вот. Значит, наливай.

Явившись вечером домой, Николай застал жену встречающей его в дверях и со скалкой. На этот случай в своей длани он сжимал глушитель от Михалычевского старого самосвала.

–Нажрался…

–А то! От несправедливости твой пришлось!

–Ну я тебе сейчас покажу козью морду, тварь такая… – и стоило ей только замахнуться столовой утварью на супруга, как оглушительный удар в челюсть глушителем буквально сбил ее с ног. И пока она, полусидя-полулежа на полу, пыталась прийти было в чувство, Николай отбросил орудие возмездия в сторону и начал кулаками так ее метелить, что затея по защите ее поруганной его пьянством чести канула