Читать книгу - "Хулиган - Эмилия Грин"

– Я настаиваю еще на одном месяце реабилитации, Алихан. Только тогда смогу констатировать хотя бы частичное выздоровление.

Я пошевелил тумблер, включая в наушниках функцию синхронного перевода. Увы, док так быстро шпарил по-немецки, что я едва ли за ним поспевал. Хотя, справедливости ради, за эти месяцы неплохо подтянул язык Гёте.

– Вы же сами сказали, с такими показателями мне можно участвовать в Олимпиаде.

– В Паралимпиаде, молодой человек, – доктор Рихтер поправил старомодные очки.

– Обнадежили, док, – я мрачно усмехнулся.

– Мне кажется, ты до сих пор не осознаешь того, что произошло, – эскулап почесал кончик носа. – У некоторых пациентов нейропсихологическая коррекция после травм головы занимает годы. Годы, Алихан… – он кашлянул. – Нам с тобой удалось совершить настоящий прорыв менее чем за четыре месяца. Конечно, картина оказалась не такой страшной, как поведал Эдуард Александрович, связываясь со мной впервые, да и учитывая компенсационные способности молодого организма…

Я зевнул. Эти термины уже в печенках сидели.

– …Тем не менее, нам осталось восстановить функции кратковременной памяти. И тут я бы порекомендовал добавить медикаментозный гипноз. Поверь, эта новаторская методика показывает бесподобные результаты: восемь из десяти пациентов полностью восстанавливают когнитивные функции. Не понимаю, почему ты против?

И действительно – почему?!

Не я ведь потерял три месяца жизни, зависнув в Богом забытой клинике восстановительного лечения в пригороде Кёльна, хотя можно было лечиться, не выезжая из страны. Но, увы, в том состоянии, в котором я находился после нападения, мое мнение мало кто учитывал. Спойлер: его никто не учитывал.

Отец развернул целую спасательную операцию, собрав консилиум из лучших мировых неврологов и реабилитологов, в итоге определив меня в небезызвестную частную здравницу доктора Рихтера, где после сильнейших нокаутов восстанавливались именитые боксеры и бойцы смешанных единоборств.

Поговаривали, методика Рихтера ставит на ноги даже самых безнадежных, поэтому отец сделал выбор в пользу тщедушного старика с козлиной бородкой и поразительно ясными синими глазами, который уже четвертый месяц подряд раз в неделю в строго отведенные двадцать минут изучал мою карточку, корректируя назначения.

Док любил повторять: мозг человека – очень пластичный орган, способный иногда оправляться даже от критических повреждений. К счастью, в моем случае все оказалось не так страшно. Правда, первые сутки после нападения я провел в коме.

Именно они-то и стали решающими…

Слово «кома» в переводе с греческого означает «глубокий сон». Человек в этом состоянии действительно кажется спящим. Но его нельзя разбудить, и считается, что он не видит снов. А я видел. И до сих пор в мельчайших подробностях помнил свой…

Я стоял посреди дороги, не зная, какую развилку выбрать. Очень долго стоял, а потом услышал заразительный смех за спиной.

Мили. Она выкрикивала мое имя и хохотала, как ненормальная… Звала с собой, протягивала руки, просила, умоляла… Только я не шел. Пытался сделать шаг, однако ноги будто приросли к земле, что-то останавливало. Кто-то…

Я не мог ее видеть. Только чувствовал. Но ее присутствие в моей жизни казалось незримым Абсолютом. Как мама. Как тепло первых солнечных лучей. Как украденный поцелуй любимой девушки… Как много умопомрачительных поцелуев, превращающих даже самого отпетого хулигана в безнадежного романтика.

– Прощай, Мили. – Я помахал ей.

– Это ты виноват… Ты! – завопила, заламывая бледные ручки.

– Нет. Ты сама сделала свой выбор. А я сделал свой. Я хочу жить…

– Алихан?! – резко разлепил слезящиеся глаза, уставившись на Рихтера. – Все в порядке? – док прищурился.

– Лучше не бывает, – кивнул. – А теперь подпишите мне обменку, завтра утром я возвращаюсь домой.