Читать книгу - "Грязная любовь - Меган Харт"

Гевин мой сосед и живет слева от моего дома. Я не знакома с его матерью, хотя частенько вижу ее, когда она отправляется на работу. Несколько раз слышала разговоры на повышенных тонах, которые слышны через общую стену, и это побуждало меня делать звук телевизора потише.

– Понравилась?

Он пожал плечами и положил книгу на стол.

– Не особо. Первая была интереснее.

Я дала ему почитать «Конь и его мальчик» К.С. Льюиса.

– Большинство людей останавливаются только на «Льве, Колдунье и Платяном шкафе», Гэв. Хочешь почитать продолжение?

Гевину было пятнадцать, и он косил под этакого гота, с гардеробом Джека Скелингтона,[2]не стеснявшегося пользоваться карандашом для глаз. В остальном – очень милый мальчик, любящий читать и как будто немного одинокий. Он возник на пороге моего дома примерно два года назад и поинтересовался, не доверю ли я ему стричь лужайку. Моя лужайка по площади с небольшую машинку модели гольф-класса, а потому его помощь была совершенно излишней. И все-таки я дала ему эту работу, так как он показался мне открытым и искренним.

Теперь он больше времени проводил за книгами, которые я ему одалживала, помогал мне сдирать обои и чистить пол песком, чем делать то, ради чего ко мне попросился, но мне он нравился. Гевин был спокойный и вежливый мальчик и уж точно гораздо жизнерадостнее, чем следует быть любому приличному готу. Он также неплохо справлялся с работой, которую я находила слишком занудной, чтобы за нее браться, вроде соскабливания со стены остатков клея для обоев в моей гостиной, отнявших у нас почти три недели, за которые можно было обставить дом.

– Ага. Я верну ее вам до понедельника.

Он зашел вслед за мной на кухню, где я выложила на стол коробку шоколадных печений.

– Не обязательно к понедельнику. Вернешь, когда прочтешь.

Гевин взял печенье.

– Могу помочь сегодня вечером со стриптиз… В смысле, со сдиранием клея.

Мы взглянули друг на друга, как только он это произнес, и я заморгала. По его лицу было видно, что он сам ошеломлен сказанным. Я отвернулась, чтобы не смутить его еще больше своим смехом.

– С обоями покончено, – сумела выдавить я из себя и при этом не засмеяться. – Мне нужно заняться грунтовкой стен. Если хочешь помочь с этим – пожалуйста.

– Легко. – В голосе Гевина послышалось облегчение.

Я вытащила из холодильника замороженную пиццу и засунула ее в духовку.

– Как твои дела? Я несколько дней тебя не видела.

– Ну… Моя мама в очередной раз собирается замуж.

Я кивнула, вытаскивая и ставя на стол тарелки и стаканы. Мы с Гевином прекрасно ладим, главным образом потому, что умеем помолчать, и это нас обоих устраивает. Он помог мне с ремонтом дома, за что я плачу ему пиццей и печеньем, книгами и своим обществом, когда его матери нет дома, что, судя по всему, явление обычное.

Я пробормотала что-то себе под нос, разливая молоко в стаканы. Гевин подошел к буфету и вытащил оттуда две салфетки. Перед тем как вернуться за стол, он помыл руки. Черный лак немного пострадал от такого обращения.

– Она говорит, что этот мужик – и есть тот единственный.

Я бросила на него взгляд, ставя на стол тертый сыр и чесночный порошок.

– Тогда остается за нее только порадоваться.

Он пожал плечами:

– Типа того.

– Вы переедете?

Он вскинул на меня расширившиеся темные глаза:

– Надеюсь, нет!

– Я тоже на это надеюсь. А то мне еще столовую красить. – Я улыбнулась ему.

Помедлив, он улыбнулся в ответ.

Мне не обязательно надо было уметь читать его мысли, чтобы понять: его что-то тревожит. Для этого не нужен был даже гений. Иногда я брала с ним менторский тон, чаще – проявляла интерес к его жизни. У нас с ним сложились почти дружеские отношения, несмотря на разницу в возрасте, хотя до того, чтобы начать делиться секретами или открывать душу, дело не дошло. Гевин был просто соседский мальчик, который помогал мне по хозяйству. Не знаю, кем я была в его глазах, но сомневаюсь, что советчицей.

Духовка просигналила, выключившись автоматически. Я поставила на стол разрезанную на кусочки пиццу, от которой шел пар. Гевин посыпал свой кусок чесночным порошком. Я взяла тертый сыр. За едой мы обсуждали последнюю прочитанную Гевином книгу, которую я ему одолжила, и гадали, выяснится ли в следующем эпизоде полицейского шоу, которое мы оба любили, кто же убийца. Гевин помог мне загрузить посуду в посудомоечную машину и поставил в холодильник остатки пиццы. К тому времени, когда я переоделась и спустилась вниз, он уже разложил и разгладил брезент, чтобы не запачкать пол, и открыл банку грунтовки.

Мы работали несколько часов под музыку, а затем Гевин засобирался домой. Перед тем как попрощаться и уйти, он пробежал глазами по полкам в моей гостиной и выбрал еще одну книгу.

– А эта про что? – спросил он, держа потрепанного «Маленького принца».

– Про маленького принца из космоса. – Ответ был простой, но неполный. Любой, кто читал сказку Антуана де Сент-Экзюпери, ставшую классикой, знает, что в ней скрыто гораздо больше.

– Классно. Я ее возьму, ладно?

Я засомневалась. Эту книгу мне подарили. Но она стояла на полке уже много лет, собирая пыль, на которую я только изредка бросала взгляд.

– Да, конечно.

Тут Гевин впервые за вечер усмехнулся:

– Круто. Спасибо, мисс Каванаг!

Он ушел, а я еще немного постояла перед полкой, на которой вдруг образовалось пустое место, прежде чем принялась за уборку.

В эту ночь мне приснилась комната, полная роз. Шумно вздохнув, я распахнула глаза. В комнате было темно. Свет лампы разогнал тьму по углам моей спальни, но не смог проникнуть в мою голову, где теснились темные мысли. Я несколько минут лежала в постели, пока не признала свое поражение и не потянулась к телефону.

– «Домик страсти».

Я не могла не улыбнуться:

– Привет, Люк.

Я никогда не встречалась с любовником брата. Они живут в Калифорнии. Между ними и моим надежным гнездышком в Пенсильвании раскинулся мир. Чад не приезжал домой. Я ненавидела летать на самолете. Вот так мы и жили.

Невзирая на это, мы с Люком не могли считаться совсем уж незнакомцами, и его ответ меня согрел.

– Как дела у моей девочки?

– Прекрасно.

Люк закашлялся в телефон, но комментировать не стал. Через несколько секунд в трубке раздался голос Чада. Брат, в отличие от Люка, был более разговорчив.