Читать книгу - "Сводные - Жасмин Майер"

— Открывай свои окна и иди меня греть, — уже с закрытыми глазами прошептала она. — Прости, чертов режим сильней меня…

Если бы я каждый день вставал в шесть, как она, а потом весь день тянул пятку к потолку, я бы отключался еще в полдень.

Открыл окно, впуская прохладу. Глотнул живительной воды на кухне и вернулся. Лег аккуратно с краю, стараясь ее не разбудить, но Юля тут же прильнула, и мне ничего не оставалось, как обнять ее в ответ.

Утром она разбудила меня поцелуями. За окном было еще темно, зима не торопилась откидывать ночное одеяло с неба над Питером, но Юля сказала, что ей уже пора собираться. Отпускать ее, теплую, полуголую, сонную, не хотелось, а еще оказалось, что она уже сбегала даже в ванную, почистила зубы и даже приняла быстрый душ, пока я спал.

Кое-как я подмял ее под себя, выпросив пять минут. Спросил, как она, и она отделалась туманным «нормально».

— Это что значит?

— Что трусики останутся на мне, — хмыкнула она, притягивая меня за шею.

Раз разговор так быстро коснулся трусиков, ко мне вернулась надежда.

Она обвила меня ногами, и я тут же пожалел о преградах между нами, но она стянула с себя футболку. Растрепанная, довольная, в моей постели и почти без одежды… Нет, все-таки я везунчик.

— Будешь должен, — прошептала она, запуская ладонь под резинку моих боксеров.

— Верну с процентами, — горячо пообещал, покрывая поцелуями ее шею.

Она с удивлением распахнула глаза, когда я надавил пальцем между ее ног, даже так, через белье, уже зная, где будет лучше всего.

— Ох! Даже так можно? — выдохнула она, сокрушая своим невинным удивлением мою выдержку.

— Учить тебя еще и учить, балеринка.

— Я буду очень хорошей ученицей.

О дальнейших уроках она и спрашивает меня в прихожей, когда встречает в доме своего отца, в обтягивающих каждую мышцу спортивных леггинсах и топике, через который можно пересчитать даже ребра.

Жаркий шепот в полумраке, пока родители шумят посудой на кухне, выбивает почву из-под ног. Думаю, что правильнее будет подхватить чемодан и ретироваться на свою, скажем так, холостяцкую квартиру, чем играть с огнем здесь, в шаге от Платона и моей матери.

Я слишком хочу ее, всю. Себе. Постоянно.

Но Юля уже целует меня в щеку, выскальзывает из моих объятий, кричит отцу, что я пришел и бежит через узкий длинный коридор в дальнюю комнату, откуда из динамиков летит строгий голос.

— Дмитриева? Куда подевалась Дмитриева?

— Я тут, Ева Бертольдовна! — громко отвечает Юля. — Простите!

— Не расслабляться! Занятия не дома не означают, что надо нарушать режим! С третьей позиции, начали!...

Хочу подглядеть ее репетиции хоть одним глазком, но понимаю, что время еще будет. А пока мне надо все-таки встретиться с моей матерью.

Она выходит с кухни раньше Платона, замирает и потом в два счета, не говоря ни слова, преодолевает расстояние между нами.

И крепко обнимает.

Я теряюсь. Замираю с курткой в руке. Делаю глубокий вдох, наполняя легкие сладким аромат ее духов, который вдруг щиплет глаза. Неловко одной рукой касаюсь ее спины, кое-как обнимая в ответ. Когда она обнимала меня в последний раз? А черт его знает.

Вижу Платона, который тоже выходит встретить меня. На губах улыбка, он молча кивает в ответ. Он рад мне.

— Не подведи, Костя, — шепчет мне мама. — Это твой последний шанс, прошу тебя. Мы доверяем тебе.

Как только Платон уходит, мама тут же разжимает объятия, возвращается на кухню, где громко возобновляет разговор с того же момента, на котором я прервал их своим появлением.

«Раз, два, три! Раз, два, три, Дмитриева! Где ты витаешь?», несется из-за приоткрытой двери.

А я так и остаюсь стоять с курткой в руках, которую очень хочется набросить на плечи, подхватить чемодан и уйти, потому что только так можно избавиться от этого привкуса на языке. Хорошо знакомый едкий, острый, как капля табаско, вкус лжи.

Ни мама, ни Платон не знают, что я-то подвел их еще вчера.

Пока не знают.

(1) факапы - (от английского fuck up) облажаться.