Читать книгу - "(с)дала на «отлично» - Олли Ро"

Знакомый, до боли родной запах окутывает меня, оседая на щеках, которые надежно прижимают горячие руки к широкой мужской груди.

Папа…

Он крепко держит меня, боясь выпустить… боясь потерять… Кожей ощущаю его страх и волнение.

Папочка…

Робко, осторожно, едва-едва заметно обнимаю его в ответ и слышу, как нервно отец выдыхает.

Здесь темно — массивная деревянная дверь закрыта, свечи наверху в стеклянной башне я потушила, а луна надежно скрыта плотными тучами. Абсолютно не вижу отца, но на каком-то ментальном уровне расшифровываю каждую его эмоцию.

— Родная, — выдыхает он, — Прости меня дурака старого…

— Пап… Просто расскажи все. Объясни, чтобы у меня хотя была возможность попытаться тебя понять… Потому что мои собственные выводы мне не нравятся…

Не разжимая объятий, мы присели на ступеньки. Честно говоря, впервые за долгие годы я чувствовала рядом именно папу. Не сурового бизнесмена Виктора Беккера, холодного и расчетливого, безэмоционального и рационального до мозга костей, а родного мужчину, которому когда-то в дрожащие руки вручили белый сверток, перевязанный алой лентой; который, стоя на четвереньках после трудного дня, фыркал, как породистый конь и катал меня на спине; быстро-быстро кружил за руки, в шутку грозя выкинуть в форточку, если я немедленно не съем кашу; мужчину, что вместе со мной учил до посинения собственного лица и нервного глазного тика таблицу умножения; что втихаря съедал ненавистные скользкие тефтели с моей тарелки, чтобы мама выдала мне заветную корзиночку с кремом.

— Виссарион связался со мной, когда мы подали первое обращение в один очень влиятельный благотворительный фонд Европы с просьбой помочь с операцией. Фонд неохотно сотрудничал со странами, не вхожими в ЕС, но если за тебя просят фон Беренгофы, то все двери раскрываются автоматически. Вася рассказал, как познакомился с тобой на Зимнем Балу примерно полгода назад, как раз, когда ты гостила у Маргери. Она тогда нам с твоей матерью все уши прожужжала о том, какая это невероятная возможность засветиться в высшем обществе Германии. Описал в ярких красках события того вечера, а также рассказал про вашу милую переписку, так что Лена осталась в полном восторге. Радовалась, что у дочери красивая и романтическая история любви. Мы искренне верили, что у вас там все взаимно. Да и Виссарион изначально говорил о браке, был серьезно и решительно настроен, что очаровал твою мать окончательно и бесповоротно. А я был рад, потому что Лена отвлекалась от собственных проблем, боли и мрачных перспектив. Мама твоя вообще больше всего переживала, что ты будешь страдать, видя, как она угасает. Настояла на твоем отъезде и сохранении ее диагноза втайне. Я не мог ей отказать, Вика. Мы объявили о намерении выдать тебя замуж за графа фон Беренгофа и сослали в Германию под предлогом изучать язык. Лена, кстати, была уверена, что ты очень быстро обо всем догадаешься. Подкинула зацепку, что влюбленный граф «профессор», но и это не сработало. По возвращении из Германии определили тебя в институт международной торговли. Но вместо радости получили скандал. А вот ультиматум насчет непорочности мать твоя приняла в штыки, а я, если честно, охотно согласился. Поверь, дочь, ни один отец не хочет, чтобы какой-то мудак трогал его девочку. Приставил к вам с матерью охрану, сказав, что времена такие. Обманул. Зато спокойно жил, зная, что ты в полной безопасности… Это, конечно, ни в коей мере не умаляет моей вины, Вика, но я надеюсь, что ты все же найдешь в себе силы простить меня. А потом в нашей семье настали черные дни. Мама умерла. Ты замкнулась в себе и просто училась. Жили мы тихо-мирно. Только рано или поздно природа берет свое. Ты начала интересоваться мужчинами. С Юрой опять же некрасивая история вышла… Виссарион боялся, что и так ушло слишком много времени. Ждать не хотел больше. Приехал рассказать тебе правду, а тут ты… злая, как тысяча чертей… кричишь… материшься, как сапожник… приняла его за нового охранника… и понеслась коза по ипподрому… В общем, я уж было распрощался с этим графом, но он удивил меня вновь, проявив настойчивость. Попросил дать возможность остаться и приглядеться… А дальше ты и без меня все знаешь.

Папа говорил и говорил, продолжая обнимать мои плечи. Его тело в такт монотонному рассказу раскачивалось взад-вперед, а тихий голос убаюкивал…

— Когда мама умерла, я просто не знал, как к тебе подступиться, чем помочь, о чем поговорить… Лена всегда могла подобрать правильные слова, понимала всех и каждого, хорошее и плохое принимала в людях и никого не судила… Все в моей жизни держалось на ней. Она давала силы, питала, словно маленький атомный реактор, направляла меня. Без нее я словно потерялся. Бизнес полетел к чертям. Кажется, конкуренты только и ждали малейшей возможности вытеснить меня, так что не преминули воспользоваться случаем. Когда понял, что мы с тобой на грани полного банкротства, словно вышел из комы. Жизнь хрупка, Вика. Каждое мгновение безвозвратно уходит в прошлое, а новое может попросту не наступить. Я сильно сдал. Наверное, вместе с Леной похоронил и большую часть себя самого. Лучшую часть. Но при этом я осознал, что тоже не вечен, а ты попросту можешь остаться одна. Без матери. Без отца. Без средств к существованию.

— Я не знала, что у нас были настолько трудные времена…

— Ох, Вика… Ты никогда не походила на других «золотых» детей, по крайней мере, на тех, что я встречал, общаясь с партнерами, коллегами, друзьями и просто знакомыми. Это тоже, несомненно, заслуга твоей матери. Ты не требовала ни машин, ни бриллиантов, не скупала коллекции дорогих шмоток, не спускала деньги на тусовки… А на твои любимые карандаши денег всегда хватало, даже на самые дорогие… Говоря о нищете, я, конечно, утрирую, но дом наш был заложен, а бизнес на многие месяцы стал убыточен. Некоторое время я даже не мог платить Юре обещанную зарплату. Однако парень согласился присматривать за тобой в обмен на еду и крышу над головой. И тогда я поставил перед собой цель — обеспечить твое будущее, во всех смыслах. Хорошее наследство и надежный любящий граф мне казались идеальным вариантом…