Читать книгу - "Алмазная Грань - Светлана Тимина"

Новый рвотный позыв скрутил меня вдвое. Липкая испарина проникла под корсет, осела росой на корнях волос, на лбу, ладонях. Я задыхалась. Невозможно было вдохнуть даже глоток воздуха между атакам горловых спазмов. Меня выворачивало наизнанку даже тогда, когда внутри ничего не осталось.

Наконец, обессиленная, дрожащая, я отползла к стене кабинки и прислонилась спиной, обхватив себя руками. Озноб не отступал, клацали зубы, ледяной пот стыл на коже арктическим холодом. Перед глазами все так же плясали пятна крови, иногда они темнели, иногда наливались алым цветом. Я не знала, сколько прошло времени, прежде чем сумела обрести ясность и подняться. Идти не могла - голова кружилась, сила притяжения тянула вниз. Кое-как смогла выбраться, перебирая руками по стене кабинки, а там, наощупь, уговаривая себя сделать хоть шаг, добраться до умывальника.

Кажется, в дверь просунулась голова кого-то из конвоиров - их обеспокоило мое долгое отсутствие. Убедившись, что я цела, просто стою у вмурованной в столешницу раковины, удерживая вес тела на вытянутых руках, он поспешил захлопнуть двери.

А я боялась смотреть на свое отражение в огромном зеркале. Боялась, что в нем, словно на полотне кинопроектора, оживут картины увиденного кошмара. Дышала глубоко, чувствуя мелкую пульсацию во всем теле, будто оно стремилось распасться на атомы, чтобы не оставаться в реальности, где боль и жестокая смерть - обыденные вещи. Лишь когда открутила кран и подставила ладони под холодную воду, стало легче. Вода очищала и возвращала к жизни.

Зеркало отразило бледное лицо незнакомой мне девушки с размазанной алой помадой, растрепанными влажными волосами, с отголоском безумия в огромных глазах... эта незнакомка не должна была находиться в футляре промокшего от испарины платья. Оно было чужим. Мне надо было снять его сию же минуту... либо сделать так, чтобы я получила право и дальше в нем находиться...

...Клатч на тонкой цепочке. Руки дрожат, высыпая на мрамор столешницы содержимое - маленькую расческу, помаду, упаковку мятных леденцов и влажных салфеток. В мозгу набатом бьется мысль - ты не имеешь права на слабость. Ты видела, что делают с теми, кто за чертой. И ты не хочешь разделить их участь.

Вода отдает хлоркой, но она же и освежает. Набираю в рот и запрокидываю голову, полоскаю, сплёвываю. Снова и снова. Во рту горечь, привкус крови. Ее не смыть ничем, но я пытаюсь до тех пор, пока не сводит зубы, и привкус хлорки не вытесняет вкус желчи. Руки уже не трясутся, и даже сердце бьётся по-другому - оглушительно, но замедлено. И я беру красную помаду. Наклоняюсь к зеркалу и обвожу линию искусанных губ. Четко - просто даю себе установку, что если выйду за контур, случится нечто страшное. Я не хочу этого, и мое тело подчиняется ментальному приказу. Линия четкая.

Расческа путается в волосах. Вэл говорила, нельзя расчесывать мокрые, но у меня нет выбора. Вырываю клочья, приглаживая, выравнивая. Локоны практически исчезли, волосы ложатся гладкой волной на обнаженные плечи. Достаю салфетки, тру кожу везде, куда только могу добраться, смывая едкую вонь холодного пота. Шрам на спине саднит, в корсете тесно. Это надо пережить. Я не имею права упасть в шаге от цели. Я прошла самые страшные круги ада не для того, чтобы сдаться у финиша.

Сразу несколько мятных леденцов в рот. Взрыв арктической стужи - тот самый толчок, укол адреналина в сердечную мышцу, что не даст упасть. Раскусываю, не чувствуя языка от ядреного ментола. И комната обретает очертания, перестаёт кружиться. Я снова могу передвигаться, не рискуя упасть. Минуты слабости позади.

Размахиваюсь и бью себя по щекам, по очереди. Отрезвляет окончательно, щеки наливаются естественным румянцем. Пытаюсь улыбнуться, но это слишком. Я не готова. Наклоняюсь к зеркалу, придирчиво рассматриваю свое отражение. Хвала создателю... водостойкой туши и подводки.

Мне надо вернуться туда, где произошла кровавая бойня. В ту комнату, где наверняка еще витает запах крови, а собаки доедают человеческую плоть. И, вашу мать, я это сделаю. Пусть у меня разорвется сердце. Пусть я никогда не смогу уснуть. После этого я все равно не буду прежней. Проникли в мозг, перевернули все вверх дном. Лукас и его грязные игры разума. Ненавижу. Не за то, что он замочил своих партнеров, они, наверное, это заслужили.

За то, что он искупал меня в их крови, привязав к себе самыми прочными канатами.

Охрана курит у дверей туалета. Им весело. Вашу мать, они кайфуют от произошедшего. У них, оказывается, тоже есть эмоции! Знакомый речитатив режет болгаркой по натянутым нервам.

- Умоляли, чтоб простил! Он питбулей в дом пустил. Долго верные братки собирали их куски!

Это «Сказка о братке Салтане». Когда-то кто-то из моих одногруппников распечатал этот текст, заставляющий Пушкина вращаться в гробу, и мы читали его в коридоре в ожидании лекций, смеялись. Это даже не выглядело издевательством над классикой русской поэзии - настолько четко блатная феня легла на канву сюжета. Могла ли я знать, при каких обстоятельствах услышу это снова?

При моем появлении смех прекращается, улыбки сходят с лиц. Не потому, что эти два мордоворота щадят мою нежную девичью душу. У них устав, а кроме того, оба ошеломлены тем, что я нашла в себе силы выйти, да еще накраситься и привести себя в порядок. Кивают. А я мысленно укладываю вокруг сердца гранитные плиты. Крепкие. Непробиваемые. Чтобы ни одна эмоция не пробилась сквозь эти стены. Но никто не знает, как долго я смогу их удерживать силой воли.

В воздухе запах крови, страха, фекалий. Но его перебивает аромат дыма и табака. Не сразу понимаю, что это все - у меня в голове. Ринг уже пуст. Тела убрали. Нет даже крови. Несколько бесплотных теней в комбинезонах заканчивают мыть пол вокруг ринга, другие стелют новые рулоны покрытия. Поверхности не отмывали, их заменили. Исчезла решетка вокруг, исчезли следы кровавой вакханалии, будто ничего и не было. Сколько же времени я провела в туалете?

Лукас и партнеры курят сигары, пьют виски. Кто-то сервировал небольшой столик. Как эти монстры могут жрать тарталетки с икрой после того, как на их глазах рвали на лоскуты тех, с кем они прежде выпивали, ворочали дела, парились в бане, трахали проституток? В какой мир я попала?

- Виктория! Вы заставили нас беспокоиться, - укоризненно замечает мужчина с бородой, выпуская кольцо дыма и сбивая невидимый пепел с сигары. - С вами все хорошо?

Лукас наблюдает за мной из-за бокала. И я делаю то, чего от меня ждут: улыбаюсь. Но это не улыбка. Это оскал затравленного зверя, который так и не дался своим преследователям.

- Я брезглива. Приношу свои извинения.

Нейтрально, сухо. Никакого порывистого «это ужасно/ мерзко/ бесчеловечно». Пусть думает, что я привыкла видеть подобные смерти и наслаждаться ими.

Кто-то наливает мне шампанского. Я делаю глоток. Ментол уничтожает его вкус. Лукас берет меня за руку, но молчит. Так и проходит эта сигарная вечеринка на костях недавних собратьев - будто ничего не произошло. Мужчины обсуждают вопросы бизнеса, спорят относительно новых назначений. Я ловлю смысл их беседы жадно, словно утоляю жажду. Именно это не дает мне вспоминать. Отводит от пережитого ужаса.