Читать книгу - "Бесценная Статуя - Диана Хант"

— То есть, в монастырь?

— На Зиккурате нет монастырей, а местные жрецы в плане кровожадности дадут фору нашим средневековым инквизиторам. С зиккуратскими кхастлами и армии содержать не надо. Они отменные воины.

— Ты думаешь, моя Тара у них? А ты никому не расскажешь, если она… ну, вдруг… нет, вряд ли конечно…

— Перестань молоть чепуху, — Виктор прислушался к наушнику орма, а потом опять повернулся к Мареку, — Я ничего не думаю, но попытаться стоит.

* * *

Сегодня Ньол совершает восхваление с особым усердием. Всесильная Богиня смилостивилась, откликнулась на его молитвы! Вроде бы день такой же, как и все предыдущие, но сегодня Ньолу казалось, что и солнца Зиккурата светят ярче, и воздух пронизан свежестью, а уж о его бесценной Статуе говорить нечего — она улыбается, одним уголком рта: чарующе и загадочно! Как будто говорит: Видишь, ты заслужил мою милость своей преданностью и усердием, и теперь у нас есть тайна, о которой знаем только я и ты… Ты и я…

Ньол пока не решил, как относиться к этому подарку судьбы. Пришлось, правда, посвятить в тайну Ишму, но эта глупая овца никому не расскажет. А после сегодняшней ночи, когда, наконец, красная луна Зиккурата явит свой об Лик в ночи и закрасит площадку для жертвоприношений Богине алым, тем более.

— Господин, — негромкий голос Ишмы отвлек от приятных размышлений. Она стоит перед ним, склонившись в почтительном поклоне: маленькая, быстроглазая и мягкая. Жаль, что в последнее время она пренебрегает красным! Ну да, демоны с ней.

— Чего тебе?

— Там пришли пилигримы поклониться Матери Иштар…

В этот день даже пилигримы не могут испортить настроения Ньолу. Временами он ненавидел их всех, — всех, кто осмеливается смотреть на нерукотворную Статую Великой Богини!

Он, Ньол, получил дозволение только по достижении заветного возраста, а эти тащили с собой со всего света сопливых, вечно орущих грязных детей. А чего стоили Ньолу лигурийцы, от которых за версту тянет коровьим навозом, или ширииты, в пыльных одеждах из ячьих шкур, распространяющие запах старой козлятины вокруг себя…

Ньол оглядел пришедших через отверстие в решетке, надежно скрывавшей бравиума от посторонних глаз.

Как же, пилигримы… Эти, по всему видать, не простые паломники. Инопланетчики, решившие своими глазами убедиться в чуде Матери Человечества, явившей себя из драгоценного кораллового мрамора. Сколько их тут было таких… Исследователей, ученых… Один только раз отец Ньола подпустил подобных им на пять шагов к статуе Иштар, чтобы засвидетельствовать с помощью приборов, что статуя действительно не была создана руками человека.

Но эти двое ему определенно не понравились. Привыкший доверять своей интуиции, Ньол не сомневается, дело нечисто.

Он вышел степенно, как подобает настоящему бравиуму, открыл небольшое оконце в воротах, ведущих в покои Статуи, и сделал небрежный жест рукой, мол, можете приступать к восхвалению.

Ньол имел на это право, как представитель высшего кхастла — единственного в Цале Таммуз. Пусть совершают восхваление отсюда! Их всего двое, но они с другой планеты, и Ньол немного обеспокоен тем, что должно быть, эти двое ищут то, что по праву принадлежит ему.

Пилигримы не возражали — попробовали бы только! — и приступили к песнопениям. Широкие плащи скрывали от Ньола жесты, которые они совершали руками, и молодой бравиум проницательно усмехнулся: наверняка притащили с собой приборы для исследования Статуи.

Восхваление близилось к завершению, когда от Ньола не укрылось, что один подтолкнул рукой другого и показал ему что-то, под полой плаща. Глаза второго выпучились, как будто готовились вылезти из орбит, и только ощутимый тычок под ребра первым, заставил его перестать таращиться. Точно, с приборами приперлись. Ньол крайне доволен собой — как знал, что не стоит полностью открывать перед ними врата Статуи. Никогда ещё интуиция не подводила ни одного бравиума. И принесла же их нелегкая как раз накануне красной луны, когда ему надо как следует сосредоточиться, подготовиться!

Ладно, при последней удаче негоже роптать на судьбу. Сегодня ночью он получит, наконец, долгожданное могущество.