Читать книгу - "Я и Он - Альберто Моравиа"

Она идет к тележке бара и наливает два стакана виски.

— Что ты шепнула на ухо Вирджинии? — спрашиваю я.

— Что, если она будет хорошо себя вести, ты пригласишь ее сниматься в твоем фильме.

— Тоже мне, выдумала. И как это тебе пришло в голову? — Да Вирджиния этим грезит. Ты видел, что она читает? Комиксы. Но не детские комиксы, а фотороманы для взрослых. Среди прочего там есть такие бедные, забитые девочки, которые становятся потом звездами. Вирджиния зачитывается этими фотороманами и тоже мечтает стать кинозвездой.

— Или звездой фотороманов? Ирена усаживается в своей обычной позе — нога на ногу — и неожиданно произносит: — Расскажи мне о твоем продюсере.

— Какое тебе до него дело? — Я же сказала, меня интересуют капиталисты. Разве твой продюсер не капиталист? — Еще какой.

— А кто это? — Ты хочешь знать, как его зовут? — Ну да.

Собираюсь ответить: "Протти", как вдруг "он" вмешивается: "- Скажи ей, что его зовут Прото.

— Какого черта? Как это — Прото? — Прото — это воображаемый персонаж. С его помощью ты войдешь в фильм Ирены в качестве актера.

— А почему Прото, а не Протти? — Это тебя не должно волновать. Скажи "Прото" и увидишь — имя сработает.

— Что значит "сработает"? — Из него завяжется весь сюжет. Ради любопытства отвечаю Ирене: — Его зовут Прото.

— Какое странное имя! Бывает же такое! "Он" прав: имя срабатывает. Как заученную в детстве считалку, проговариваю легко и быстро: — Ничегошеньки странного. Наоборот, по-моему, имя вполне подходит его владельцу. По-гречески Прото означает "первый, главный". Хотя еще больше ему, наверное, подошло бы имя Протей.

— Почему Протей? — Протей — это морской бог в греческой мифологии. Он мог принимать сотни разных обличий. До сих пор, когда речь идет о чем-то вездесущем и всеобъемлющем, говорят "протеевидный".

— Ну хорошо, а при чем здесь твой продюсер? — При том, что Прото занимается не только кино, но и сотней других вещей, о нем-то и можно сказать "протеевидный". Прото еще и промышленник, финансист, предприниматель первой величины. Кино для него — всего лишь одна из многочисленных сфер деятельности. Прото воистину вездесущ: он протягивает, свои щупальца везде, где только можно. Составить полный список интересующих его областей практически невозможно. Цемент, бумага, печать, бытовые электроприборы — все это и многое другое позволяет ему относиться к кинематографу как к некоему хобби.

Теперь уже мой черед удивляться магической силе имени Прото. На самом деле это говорю не я; сам Прото, несуществующий, мнимый персонаж, вещает о себе моими устами. Смешно сказать, но я чувствую, что этот призрачный Прото нравится Ирене и завораживает ее, в то время как настоящий Протти, возможно, вовсе бы ее не заинтересовал. Как же так? "Он" тут как тут со своим объяснением: "- В действительности внутренние фильмы Ирены — это сны, а сны для меня — родная стихия. И Прото существует не в реальности, а во сне".

Возражаю: "- У меня такое впечатление, что сны Ирены — это просто комиксы".

"Он" бойко отвечает: "- А что такое комиксы, как не нарисованные и напечатанные сны? Будь спок, тяни резину с этим Прото, и увидишь: Ирена как пить дать введет его в один из своих фильмов".

Вяло отзываюсь: "- Наверное. Только я уже что мог выжал из этого несчастного имени. Может, теперь Ирене захочется узнать о нем еще больше. Но что ей сказать, я не знаю.

Неожиданно "он" меня упрекает: "- Я тебе поражаюсь. Ведь вроде культурный человек, а до сих пор не понял, что сны и комиксы сделаны из отжившего и пройденного культурного материала.

— Ну и что?" На то, чтобы услышать ответ, у меня уже нет времени. Наш короткий спор резко обрывается голосом Ирены: — Опиши мне его.

— Кого? — Прото.

Чувствую себя в положении юнги, которого не церемонясь бросают в море, чтобы тот научился плавать. Итак, или я описываю Прото, или иду ко дну. И тут, нежданно-негаданно, "его" слова о снах и комиксах, которые якобы сделаны из отжившего и пройденного культурного материала, приоткрывают мне истинное лицо Прото. Да, я опишу Прото, как Жорж Грос, один из моих любимых художников, описал типичного капиталиста в далеком 1920-м. Тогда злободневный и подлинный, капиталист на его карикатурах сегодня выглядит, с точки зрения социологической, "отжившим и пройденным культурным материалом" и, следовательно, превосходным персонажем для снов или комиксов. Как я об этом раньше не подумал? Описание воображаемого Прото, скопированное с рисунков Гроса, легко и непроизвольно, словно зазубренное, срывается с моих уст: — Значит, так: Прото невысокого роста, коротконогий, с длинными руками, покатыми плечами и выпяченным животиком — в общем, самая настоящая обезьяна. На грушевидной голове топорщится белесый ежик, ведь Прото альбинос. Лицо имеет одну довольно редкую особенность: оно прозрачное.

— Прозрачное? — Да, натянутая, блестящая кожа прозрачна, как целлофан, сквозь нее видна другая, подлинная кожа невообразимо мягкого розового цвета, как у новорожденных. Правда, на этом розовом фоне пестреют красные точечки, напоминающие запекшуюся кровь, особенно на скулах и в ноздрях.

— Какие у него глаза? — Аквамариновые, серовато-зеленые с синими прожилками. Глаза тоже как бы подернуты внешней оболочкой, а настоящий глаз находится под ней, поэтому зрачки просвечивают и кажутся стеклянными, блестящими и невероятно напряженными, как в бреду. Носик у Прото мизерный, прямо не носик, а закорючка. Розовая мясистая закорючка, чуть темнее естественного румянца лица. Раздутые ноздри, как я уже говорил, сплошь в кровянистых пятнышках. Огромный безгубый рот почему-то вечно полуоткрыт в неуловимо-злобной ухмылке, обнажающий ряд мелких, плотных зубов, белых как мел. — Умолкаю, пораженный собственным красноречием. Затем внезапно добавляю: — Знаешь, как его называют сотрудники? — Нет.

— Телячья башка.

— Почему? — Ты когда-нибудь видела отварные телячьи головы в мясных лавках? У них полуоткрыт рот, виднеются алебастровые зубы, остекленевшие глаза смотрят немного насмешливо, отливая прозрачной, зеленовато-серой синевой, то бишь аквамарином. Как у Прото.

— Еще.

— Что еще? — Что ты еще о нем скажешь? Имя Прото по-прежнему срабатывает. От Гроса я перехожу к самому себе и решаю приписать этому вымышленному герою мое главное физическое достоинство: небывалые размеры полового органа.

Я как бы отдаю его Прото во временное пользование, чтобы Ирена поскорее подыскала ему место в одном из своих фильмов.

— Прото обладает невероятными мужскими достоинствами, — говорю я. — Это не сказки. Так оно и есть. Когда он сидит, можно просто остолбенеть от толщины и длины его хобота, который свисает у него под брюками чуть ли не до половины бедра.

Ирена лукаво улыбается: — Прямо как у тебя. Может, и он дал своему латинское имя? — Если и дал, то греческое — Протос.

— А какой у него голос? Вспоминаю голос Протти, вежливый, мягкий, ироничный, вкрадчивый, радушный. Начинаю выдумывать: — Голос Прото? Как гильотина: резкий, пронзительный. Одним ударом он обрубает слова одно за другим, едва их произнеся. Короче говоря, он обезглавливает слова.