Читать книгу - "(не)хорошая девочка - Джина Шэй"

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Бесспорно. — Отец все также смотрит на меня. — Оставь нас, Лиза. С тобой я позже поговорю.

Занятно. Эльза — колкая язвительная Эльза, с заоблачным самомнением и длинным носом, сейчас разворачивается и пулей вылетает из палаты. Я успеваю заметить её побелевшие скулы и темные от страха глаза.

Так вот как выглядят отношения Верхний-Нижний в реальности.

Тишина. Между мной и отцом сейчас стоит тишина. Плотная и вязкая.

— Деньги кончились, София? — прохладно интересуется отец.

Прелестно.

— И тебе с добрым утром, папочка, — устало откликаюсь я, окидывая взглядом палату. Хорошая такая комнатка, просторная. Рабочий стол в углу, но он пустой. Видимо, в этот раз взять работу с собой в больницу папе не позволили. Ну, инфаркт — дело не шуточное.

— Пришла извиниться? — отец приподнимает брови.

— Пришла спросить, как ты, — я качаю головой. — Извиняться… Нет, я не буду извиняться.

На самом деле, насколько я знаю своего отца — на этом наш с ним разговор мог и закончиться. Наиболее вероятный вариант развития событий — на меня рявкнут “ну не будешь извиняться и иди вон дальше”, и все. Отец всегда намертво стоит на своем.

Но он смотрит на меня молча, почти не моргая и ничего не говоря.

Я тихо вздыхаю, прохожу к столу в углу, встаю у него, прислоняясь бедрами к краю столешницы.

— Так как ты, папа? — ровно повторяю я.

— Живой, — наконец кратко откликается отец.

Ничего иного я от него не ждала. Минуты собственной слабости он терпеть не может.

— Я очень рада, — на самом деле улыбнуться ему мне не просто. Потому что вообще-то этому мешает обида. Очень-очень много обиды, если уж мы заговорили об этом.

— Я тоже рад, что ты жива, Соня, — вдруг негромко произносит папа, на долю секунды прикрывая глаза. И видно, что эта откровенность дается ему непросто. Ничуть не легче, чем мне моя улыбка. А я снова вспоминаю, когда именно его прихватило. После моего ухода. Не позже даже. И снова щемит виной. Но… Но что мне было делать? Ехать к Баринову? И… Откуда я знала вообще? Может, если бы знала — попыталась бы остаться и поговорить, но…

— Была бы ты чуть помладше, серьёзно, взял бы ремень и прошелся бы по твоей заднице, София, — тяжело замечает отец, тем временем. — Куда тебя унесло? Ночью? Да еще и полуголую?

Как запоздало он об этом подумал. Сначала "убирайся из моего дома немедленно", а сейчас "куда тебя унесло". Эту мысль я сглатываю. Эта мысль точно приведет к скандалу, которые папе не полезны. Но все-таки чего он ждал? Что я побегаю и вернусь? Ну… Такой себе вариант…

— Тогда я об этом особо и не думала, — я чуть опускаю взгляд, собираясь с мыслями для адекватного ответа отцу. — Просто шла, хрен пойми куда… Потом… Мимо ехала Марина Петрова. Я живу у неё.

Отец морщится, то ли от "хрена", то ли от упоминания Маринки.

— Ты хоть понимаешь, сколько всего с тобой могло случиться? — тихо произносит он.

О да, я понимаю. Но в общем и целом, ничего хуже группового изнасилования, наверное. Хуже только было бы, если бы убили. Так что был выбор между одним обещанным однозначным изнасилованием и другим — которое могло и не случиться. Моя монета упала на ребро — меня нашел Дягилев.

Даже думать о Вадиме под взглядом отца стыдно, неловко и неудобно. И я краснею, почему-то, хотя — папа же не в курсе, о чем я думаю, так чего мне париться-то?

— Ну хоть за что-то тебе стыдно, — отец чуть щурится. Ой, не так он меня понял, ой, не так.

Знаете, мне, наверное, тоже не помешали бы извинения. Но, разумеется, никакой речи о них не заходит.

Папа не из тех людей, кто признает свои ошибки. Либо ты принимаешь его таким, какой он есть, либо нет — не принимаешь. В этом плане он тут совершил большой шаг в мою сторону, вообще хоть как-то очертив, что он за меня переживал. Не так уж много, на самом деле. Мне не хватает. Но это не важно, не буду же я приставать к нему сейчас с утюгом: “Извинись передо мной, папа, немедленно”. Вот это точно та нервная нагрузка, которая папе сейчас ни к чему.

Черт, вот почему я не могу быть той самой поганой дочерью, которая может просто взять и исчезнуть, потеряв с семьей все контакты.

— Позови, пожалуйста, Лизу, София, — негромко произносит отец.

Вот и поговорили. К чему пришли? Ни к чему не пришли.

Вернулись к тому, что даже со своей содержанкой ему есть о чем поговорить, а со мной только о чем помолчать.

Ладно, значит, я могу хоть пройтись по дому и забрать остатки своих документов, а там…

Думаю все это, старательно оттесняя на задний план все мысли о том, что будет, если я вернусь к Маринке. Долго, конечно, так продолжаться не может. Мне придется найти какое-то другое жилье. Общежитие в универе посреди года не дают, а на стипендию квартиру не снять, придется искать работу… Значит, трудовую и санкнижку все-таки надо прихватить.

Нет, никакой мысли нельзя допускать о том, чтобы снова связаться с Вадимом. Я не могу. Не имею права по-прежнему. Ну, была у на с ним одна ночь и что дальше? Ничего из этого не вытекает, кроме моего личного безумия.

Но устраивать отцу нервную встряску такого рода я не могу. А когда он выпишется — скрываться от него станет еще сложнее. Но… Может быть, хоть пару встреч… Если Вадим захочет…

Когда я сжимаю пальцы на ручке двери, меня догоняет невеселый голос отца.

— Возвращайся домой, София. Хватит маяться ерундой.

Замираю, стискивая в кулаке чертову ручку.



— Я не собираюсь возвращаться к Баринову, папа, — тихо произношу я. — Поэтому, лучше я как-нибудь сама.

— Лучше ты вернешься домой, и я не буду дергаться на тему того, где ты и все ли с тобой в порядке, — обрывает меня отец. — Возвращайся домой, София. И давай завяжем наш конфликт на этом.

Завязать…

Завязать не так уж и просто на самом деле, претензий не так уж много, но они ого-го какие большие. Но… Я же знаю, что большего шага к примирению папа не сделает. Только этот.