Читать книгу - "Охота на птичку - Натали Эклер"

В очередной раз в душу закрадываются сомнения, мерзкими темными паучками ползут и выгрызают все изнутри. И снова тревожно, и гадко настолько, что под ложечкой сосет.

Удаляю так и не прочитанное сообщение с адресом. Не хочу, чтобы знал, где я живу. Если я и птичка, то точно тупой страус: чуть что — бегу, а если страшно — голову в песок.

Вечером работаю на автопилоте. Мыслями я все еще в номере Никиты. Разгадываю шифр сказанных им фраз, вслушиваюсь в интонации и кручу на повторе картинки: как смотрел, как дотрагивался, как целовал.

С первого момента нашего знакомства я пребывала в полной уверенности, что он со мной только ради развлечения. Не лелеяла даже иллюзий, что между нами может быть что-то большее, чем банальный перепихон. Своим приездом он меня удивил, и я почти поверила, что Никита Гордиевский способен в меня влюбиться. Зря.

Напрасно я призналась, что думаю о нем последние два месяца. Быть закрытой и недоверчивой безопасней для самооценки.

Страус ты, Соня, тупой страус, оставайся им и впредь.

Отработав смену, спускаюсь к морю. Сегодня было много посетителей, я физически устала и морально раздавлена. На пляже ‒ никого, тихо и умиротворено. Сажусь у кромки, открываю переписку с Никитой. В сети он так и не появлялся.

В пятидесятый раз смотрю видео из кабриолета и следом предыдущее — наш поцелуй на площади Каталонии. Это было только вчера ‒ и так давно.

Сутки. Всего двадцать четыре часа прошло с момента, как он объявился. Пролетел космической красоты кометой, прожег сердце насквозь и исчез, словно не было его вовсе. Растворился в рассветной дымке, просочившейся в окно пафосного отеля Маджестик.

Не приехал. Не позвонил. Ничего не написал. Разве это нормально?

Нормально, если ты Гордиевский. Харизматичный красавчик, улыбчивый очаровашка, баловень судьбы. Такие живут моментом, ведомые желанием, импульсом. Никогда ни о чем не жалеют и по сторонам не смотрят. Уметь бы так, но мне не дано. Эта опция почти всегда идет бонусом к неприлично богатым родителям. Там еще много фишек в комплекте, самых разных.

Плетусь домой. Абсолютно опустошенная доползаю до кровати и заваливаюсь на нее прямо в одежде ‒ той самой, которую так тщательно подбирала, чтобы покататься с Гордиевским на кабриолете. Морячка, которую еще не поматросили, но уже бросили.

Хочется плакать, но сил нет даже на это. Вторые сутки на адских нервяках и с недосыпом — это уже не шутки. Мне срочно необходим мощный антидепрессант. Распечатываю огромную молочную шоколадку с миндалем и откусываю огромный кусок. Не стану я из-за него рыдать, велика честь.

‒ Пошел ты, Ник-Никита! — шепчу я, разрезая воздух выразительным факом, после чего спокойно доедаю шоколад и засыпаю.

Будит меня настойчивый телефонный звонок. У меня нет идей, кто может звонить мне в полночь с незнакомого номера, однако трубку я все же беру.

Учтивый женский голос представляется работником госпиталя и спрашивает, знаю ли я Никиту Гордиевского.

В одну секунду я просыпаюсь, вскакиваю с кровати и почему-то бегу к окну. Девушка из госпиталя говорит об аварии на трассе и спрашивает, могу ли я приехать завтра утром. Сердце обрывается и летит далеко вниз. Воображение активизируется, рисует черной краской по белому холсту: с ним случилось что-то страшное!

Голос в трубке спрашивает о страховом полисе. Я не понимаю, о чем речь. Переспрашиваю, что ей нужно. Говорит, что Никита предоставил мой номер на экстренный случай и снова что-то про страховку. От ужаса я перестаю понимать испанский.

‒ Что с ним? — кричу я в трубку по-русски и слышу короткие гудки.

Через пять минут я уже в такси, еду в госпиталь. В ушах шум, в глазах ‒ пелена, губы дрожат, за грудиной неприятно щемит. Язык меня не слушается, еле-еле выговорила таксисту название больницы.

Телефон снова звонит. Хватаю трубку, не глядя на экран.

‒ Привет, Птичка, ‒ говорит самый желанный на свете мужской голос. — Прости, что поздно, тут такое дело…

Он мнется и откашливается:

‒ Не могла бы ты завтра забрать меня из больнички? У них тут какое-то дурацкое правило. Надо, короче, чтобы кто-то из родственников приехал, иначе меня еще сутки продержат.

Он говорит, а я плачу от счастья. Тихие слезы льются и льются, я не в силах их остановить.

‒ Я уже подъезжаю, Ники. Десять минут буду, ‒ выдавливаю я и отключаюсь. И только после этого даю волю чувствам: рыдаю, пугая ни в чем не повинного таксиста.

Глава 24

Никита: Тут не просто влечение — это что-то большее

Прокатить Птичку на кабриолете я мечтал со дня знакомства. Пялился тогда на ее босые ступни и обтянутые золотым шелком бедра и думал, как круто было бы оказаться сейчас где-нибудь на Ривьере. Чтобы так же красиво садилось солнце, завершая знойный день ‒ но не в маревые городские рельефы, а в переплетение извилистых бухт Лазурного побережья. Чтобы рядом искрилось море и трещали цикады, а она улыбалась и смущалась, встретившись со мной глазами. И чтобы теплый аромат ее кожи окутывал и пленил, обещая долгую ночь.

Вчера я лежал с ней рядом, изображал, что крепко сплю, а сам судорожно вбирал в себя этот запах с шеи и волос. Торчал и мучился одновременно.

Впервые в жизни, в хорошем отеле, рядом с девушкой, которую хочу до зубного скрежета, у меня не было шансов. Сначала сам пообещал не трогать, а потом еще заметил обертку от тампона в ванной. Никак не мог понять, зачем она крутила передо мной задницей при таком раскладе. Ясно, что выпила лишнего, но тут как бы без вариантов. То есть варианты существуют, конечно, и не менее приятные, но для первого раза все же стремные. Тем более ‒ дал слово.

Я вспоминал ее каждый день почти два месяца. Иногда утром, но чаще по вечерам, в душе. Как только не имел в своем воображении! И в натуре поимею. Еще успеем, все только начинается. У нас первое свидание было, по сути. Довольно странное, но свидание.

За этот вечер мы сблизились и многое узнали друг о друге. Соня успела пару раз меня подколоть и обидеть, раз пять поставить в тупик и как минимум десять ‒ взбесить, но при этом несчетное количество раз рассмешить и приятно удивить.

Удивлять она не устает с первой минуты. Пожалуй, это самая необычная из всех знакомых мне девушек. Смелая, честная, прямая и при этом ‒ чувственная, манящая и загадочная. Гремучая смесь дерзости и нежности, сексуальности и наивности. И ни грамма фальши и притворства. Этим и зацепила.

И вот она залетает в палату. Ловлю ее переполненный тревогой взгляд, и в груди разливается тепло. Мягко, волнами вибрирует тихая радость. Я счастлив видеть ее такой взволнованной. Переживает — значит, я ей небезразличен.

‒ Прости, Птичка, не вышло покататься, ‒ говорю с невеселой улыбкой.