Читать книгу - "Алмазная Грань - Светлана Тимина"

Вэл вышла на своего благодетеля благодаря родителям. Именно через них он и действовал, обещая помочь, представившись якобы потенциальным работодателем, узревшем в их дочери мега-талант. Поскольку к этому времени Лера уже работала со звёздами эстрады и даже прошла тур отбора в проект «Фотомодель» в качестве стилиста, отец и мать поверили импозантному мужчине с хорошими манерами сразу. Они частично и подтолкнули Лерку к тому, что надо бы отблагодарить хорошего человека.

Когда они встретились, главный торговец «мохнатым золотом» не стал ходить вокруг да около. Как не делал секрета из того, что сам сплел многоходовку, заставившую Вэл прийти. Разговор был долгим. Лукас не скрывал, что на процесс потрачены немалые деньги, дав этим понять: только что избежавшей солидного срока девчонке не откупиться. Но он и не ожидал подобного, когда взялся ей помочь. Вместо этого предложил работу с отличной оплатой. А огромный долг имел свою цену: верность и преданность Вэл.

Лерка ощущала себя повзрослевшей после жизненного виража, едва не отправившего ее на нары искупать чужие грехи. Поняла, что в случае несогласия или предательства ею своего благодетеля - смерть. По ее словам, для этого достаточно было просто посмотреть в его глаза. Но...

От меня не укрылось, с каким теплом и благодарностью говорит о нем Вэл сейчас, спустя время. Не было в его словах смирения, вынужденного раболепия или обязанности, которая давно опостылела. Лукас дал ей нечто гораздо больше, чем спасение от тюрьмы. А именно - возможность заниматься любимым делом.

Что с того, что работать пришлось на дьявола во плоти? Лера сразу поняла, что здесь не голливудские подмостки. И даже то, чем занимался синдикат ее благодетеля, не стало преградой. Потому что к ней Лукас относился, как к дочери, деловому партнеру, другу, на которого можно положиться в любой ситуации. О более интимной стороне Вэл говорила неохотно, хотя глаза при этом сверкали особым теплом. Я не стала развивать эту тему. Лишь отметила, что тот факт, что Лукас выбрал меня якобы для себя, оставил на ее лице след таящей грусти. Но на отношении ко мне это никак не отразилось.

Было ли у нее желание хоть раз помочь кому-то из девушек избежать уготовленной участи? Поначалу оно буквально преследовало ее. Увы, в большинстве случаев последствия могли быть довольно плачевными. А Вэл дала клятву Лукасу. Но, по ее словам, он не был бездушным уродом. По крайней мере, ранее.

- Мирку продали сыну шейха. Упиралась, отказывалась от еды, пыталась себя изуродовать. Никакие доводы не помогали. А потом оказалось, что мать у нее в больнице. Онкология. А дочь пропала, ни денег на лечение ни вести о том, что жива. Лукас в тот же день занялся документами и отправил ее мать в Израиль на лечение. Спасли. Там доктора от бога. А я тебе так скажу. В раю тоже есть свои нелюди. Как и в аду - благородные и справедливые.

«Темная сторона рая, или светлая сторона ада?» - подумала я, опасаясь обидеть Вэл сарказмом. Над тем, что она говорила, хотелось посмеяться от души. Даже если Лукас построит десяток храмов на миллионы, заработанные страданиями ни в чем не повинных девчонок и публично покается в своих грехах, я не начну относиться к нему иначе.

Жестокость и социопатия прекрасно уживаются с благородством и своеобразным кодексом чести. В мире вообще мало чистых цветов - черного и белого. Я не строила никаких иллюзий, лишь просчитывала стратегию, пока что напоминавшую скелет с недостающими деталями. Вэл же продолжала взахлеб петь оду своему спасителю и обещать мне золотые горы. Увы, я понимала, что мне придётся лечь не только телом, но и мозгом под пресытившегося эстета. И неизвестно еще, о каких извращенных скелетах в подвале подруга умолчала. Понятно было одно: разделить его заскоки сможет только умная девчонка. Видимо, я была первой «отличницей», загремевшей в элитный бордель.

Что для меня сделала Лерка своими визитами, долгими разговорами и неподдельной искренностью, я пойму позже. Пока же лишь отмечала, что благодаря ей нанесённые мне раны заживали. И те, что остались на коже, и те, что зияли в душе. Когда она рассказывала о том, как умирали мои насильники, умоляя, словно жалкие слабаки сохранить им жизнь, я испытывала эйфорию. Представляла себе их лица и улыбалась разбитыми губами, не замечая боли. Билла тоже не было жалко. Я помнила, с чьей подачи все началось. Если смотрящий не сумел удержать в узде своих цепных псов, это его косяк, и больше ничей. Хоть лично мне Билл и не успел сделать ничего плохого, я понимала, что рано или поздно он бы с радостью вонзил в клыки в шею. Туда ему и дорога.