Читать книгу - "Думать не будем пока ни о чем - Айя Субботина"

Michael Jackson — Give in to Me

Застолье как всегда затягивается. Чтобы в День рождения отца мы встали из-за стола раньше часа ночи? Когда это произойдет, отец отметит день красным в календаре как дату, когда началась его официальная старость. Он до сих пор считает, что двужильный, и мы с мамой старательно оберегаем эту веру, украдкой пряча нашего вояку от бытовых сквозняков.

— Я постелила вам на мансарде, — говорит мама с видом заговорщицы. — Там удобно, и я еще подушек набросала.

Она тоже выпила по случаю, иначе не проявляла бы столько рвения по поводу удобства постели, в которой ее дочь проведет ночь с мужчиной.

Точнее, не совсем постели.

На мансарде у нас совсем небольшая комната — там из всей мебели только тумба из ротанга и пара кресел — мешков. А основное пространство занимает конструкция из огромных матрасов, брошенных прямо на пол. Полы у нас с подогревом, так что спать здесь, особенно зимой, одно удовольствие: можно валяться всю ночь и через окно в потолке смотреть, как падает снег.

— Йени, солнышко, только… — Мама потихоньку забирает тарелку из моих рук и чуть не силой заставляет посмотреть ей в глаза. — Ты бы сказала ему… Знаешь… Мужчина должен…

Я поджимаю губы.

Понимаю, что все ради моей заботы, но эти слова сейчас — как увесистая оплеуха, которая отбрасывает меня назад на десять лет, и все выпитое внезапно подступает к самому горлу.

Ванна здесь рядом.

Успеваю добежать до нее, но не успеваю закрыть дверь.

Вместе с выпитым выталкиваю из себя отвращение, стыд и боль, сдавливаю колени до хруста костей. Я до сих пор ее чувствую. Каждый раз, когда закрываю глаза, когда случайно в толпе натыкаюсь на глаза того же цвета или такой же шрам на лбу.

Я отравлена этим на всю жизнь.

Можно сколько угодно прикидываться нормальной и верить, что мои сексуальные фантазии могут стать реальностью, но я всегда «откатываюсь» назад в эту точку.

— Малыш? Что с тобой?

Как слепой котенок тянусь на знакомый голос, чувствую, как Антон присаживается рядом на колени, притягивает к себе. Мотаю головой — меня же только что вырвало, и неважно, что только вином и горечью.

— Все-все, я здесь…

Такая ерунда — «я здесь».

Два слова.

Мне кажется, что у бесконечной пропасти, куда я падаю, наконец, появился конец.

Не разбиться бы, если там острые камни.

— Перебрала, писательница? — Я чувствую улыбку мне в волосы, заботливую помощь, чтобы мы оба встали.

Если и была немного хмельной, то сейчас во мне все слишком трезвое.

Но я лучше откушу себе язык, чем признаюсь.

Поэтому я снова прячусь за ложь. В ней безопаснее. По крайней мере выпившая писательница — это совсем не то же самое, что скрывается по ту сторону вранья.

— Твоя бывшая так на меня глазела, что я и кусочка не смогла проглотить, — вру я. Точнее, я говорю правду. Но не всю и не до конца.

— Трусишка.

Это так… тепло. Приятно. Как солнечным зайчиком по сердцу, даже щекотно в груди. И хочется глупо, как маленькой, хихикать и кивать, кивать и хихикать.

— А теперь, малыш, попытайся перестать дрожать и сосредоточься, потому что мне очень важно услышать ответ на свой вопрос.

Я смотрю в его всегда смеющиеся карие глаза, пытаюсь понять, что за напасть могла случиться в… кажется, уже три часа ночи. Ну, кроме того, что мой уставший майор в наше третье свидание увидел меня в обнимку с унитазом. Господи, стыд какой!

— Мне бы душ и зубную щетку, — улыбается Антон. — Я вообще ни хрена с собой не взял.

— Душ вот, — тычу пальцем в душевую кабинку, которую установили только в прошлом месяце. — А вот запасная зубная щетка… Надо поискать.

Дача для отца, как он сам любит говорить, вторая обитель. Тут неподалеку речка, и они с друзьями часто приезжают на ночную рыбалку. Мыло, станки для бритья и всякие гигиенические штуки в одноразовых упаковках мать покупает регулярно.

Так что щетка точно должна быть.

Пока копаюсь в тумбе под раковиной, за спиной раздается возня.

— Вот, наш…ла.

Антон стоит сзади, уже без толстовки, с взъерошенными волосами и руками на ремне джинсов. Я, должно быть, выгляжу очень глупо, когда приклеиваюсь взглядом к его пальцам, от которых совершенно точно как-то по-особенному схожу с ума.

— Запрешь дверь? — Ремень распадается на две стороны, молния расстегнута до упора. — Изнутри.

Я делаю это меньше, чем за секунду.

Мой мужчина усмехается, запросто стаскивает джинсы вместе с трусами и берет зубную щетку из моих ослабевших пальцев.

— Не такая уж и трусишка, как оказывается.