Читать книгу - "Дочь моего друга - Алайна Салах"

— Продолжай, — я перехватываю ее руку, когда она пытается отвести ее в сторону. — Я хотел посмотреть поближе.

Тонкая шея дергается, но взгляд Яна не отводит, послушно направляя струи между ног. Близко лейку не подносит, позволяя видеть, как набухает клитор, когда вода ударяет по нему, и как подрагивает ее живот; и я могу слышать ее тихие возбужденные стоны. Такая горячая и невинная одновременно. 

— Нравится это делать? — заглядываю ей в глаза.

— Мне нравится, что ты смотришь.

Уверен, что Яна даже близко не сознает, до какой степени она на меня действует. Желание секса с женщиной — моя естественная физическая потребность, которая всегда успешно контролировалась мозгами. А с ней контролировать себя не получается. Одержимость ли это, извращение или зависимость — разбираться не хочется. Я зашагиваю в душевую, не позаботившись снять трико, и, забрав у нее лейку, возвращаю в держатель. Яна не ждет: прижимается ко мне всем телом, гладя кожу сосками, влажные губы ударяются в мои, ладонь проникает под резинку штанов и сдавливает член. Я обхватываю ее ягодицы, сжав, развожу в стороны. Всего кажется мало, хочется больше. Глажу между ними — Яна стонет сильнее и прогибает спину. Надавливаю и неглубоко проникаю внутрь пальцем — дергается, рука, сжимающая член, застывает.

— Ничего не бойся. Не понравится — я остановлюсь.

Секундная заминка, и она кивает. Ладонь вновь начинает скользить по эрекции, тело расслабляется, принимая новое проникновение. Я не любитель анального секса, но заранее знаю, что у нас он будет, — не сегодня, позже, потому что я хочу сделать ее своей везде. Моя палец в ней целиком — и Яна снова подтверждает, что она подтаявшая снегурочка — постанывает и двигается ему навстречу. Член потрескивает от напряжения, и затягивать прелюдию дольше будет ошибкой. Я отпускаю задницу Яны и сдергиваю штаны, которые приземляются на плитку тяжелой мокрой массой. Действую быстро, потому что контроля больше в помине нет, — хочу быть внутри нее.

Яна обнимает меня руками, когда я, обхватив ее ягодицы, приподнимаю и сажаю сверху. Ее горячие складки давят на член, пока она помогает направить его в себя. Мы снова делаем это без резинки, но это последнее, о чем я думаю, проталкиваясь в ее тесное лоно. Приходится замереть, потому что сейчас я в ней настолько глубоко, что вынужден сражаться с собой, чтобы отсрочить финиш.

— Андрей, — и хотя я по-прежнему не двигаюсь, тонкое тело в моих руках начинает дрожать, и я чувствую членом стремительно прибывающую влажность и растущую пульсацию. Яна кончает, едва я в нее вошел. Ее оргазм выламывает остатки моей сдержанности: она все еще содрогается, когда я прижимаю ее к мокрой стене и, закрыв стонущий рот своим, начинаю самозабвенно трахать. Ее пятки ударяются мне в поясницу, ногти скребут плечи, крики вибрируют в горле, вода затекает в глаза, мешая видеть, а из-за спины истерично надрывается телефон. Каждая эта деталь стремительно приближает к развязке, и приходится напоминать себе вовремя прерваться, как бы ни был велик соблазн кончить в нее. 

Шаровая молния, пронесшаяся по позвоночнику и саданувшая в пах, сигнализирует о том, что пора. Я выдергиваю себя из Яны и, спустив ее на пол, сжимаю член у основания. Закрываю глаза, чтобы справиться с горячими приливами крови, и в этот момент чувствую влажное давление на головке. 

Опускаю голову вниз — Яна стоит передо мной на коленях, скользит по члену губами. Я убираю свою ладонь, чтобы ей не мешать, но она, не сводя с меня глаз, снова находит ее и кладет себе на голову. Блядь.

— Что творишь, а, Ян?

Делаю, как она просит, — сжимаю ее волосы и толкаюсь навстречу, и от влажного прикосновения ее языка в ту же секунду начинаю кончать. Матерюсь сквозь зубы, потому что голова плывет, а в паху скручивает горячими тисками. Невинные голубые глаза и теплый рот меня окончательно уничтожили.

Когда ноги вновь обретают твердость, я помогаю Яне подняться. В голове — сплошные белые поля и ни одной связной мысли. Девочка Яна высосала меня во всех смыслах. Я прижимаю ее к стене, обнимая за талию, лбом упираюсь ей в переносицу. На большее не способен, и сейчас хочется именно так. Сумасшествие полное, но нормальным становиться не хочется.

— Охеренная ты, Ян, — пальцы по инерции гладят ее позвоночник. Яна молчит, только ладони подрагивают на моих плечах.

В таком положении мы стоим с минуту, пока я не решаю, что надо отсюда выходить. Она же девушка, наверняка хочется привести себя в порядок в одиночестве.

— Я тебя оставлю одну, чтобы не мешать, — я отпускаю ее талию и отпихиваю штаны в угол душевой. Пусть уборщица что-то с ними решит.

Яна кивает и отшагивает в сторону. Расправляет плечи — лицо спокойное, на губах легкая улыбка. 

— Да, я недолго. Извини, что оккупировала душевую. Пять минут, и я вернусь к себе в номер.

Я толкаю стеклянную перегородку и ищу взглядом полотенца. Их здесь большая стопка — Яне тоже хватит. Может даже надеть халат при желании — сам я ими никогда не пользуюсь. Уже собираюсь выйти за дверь, но острый прострел в груди меня останавливает. Дежавю, блядь. Этот ее беззаботный тон, спокойствие непробиваемое и улыбка. Все это мы уже проходили. 

— Ян, — я рывком распахиваю перегородку и встречаюсь с испуганными голубыми глазами. — Тебе много времени нужно будет, чтобы переодеться? 

Пауза. Яна сглатывает и обхватывает себя руками.

— Нет. А что?

— Голоден. Здесь в паре кварталов ресторан Серганова. Ты в нем была?

Закусывает губу и молча мотает головой. Не была. Отлично.

— Составишь мне компанию? 

— Да, — мне приходится напрягать слух, потому что она говорит это шепотом, но затем повторяет громче: — Да, составлю.

— Тогда я тебя жду снаружи.

Я разворачиваюсь и выхожу, громко шарахнув дверью, потому что внутри творится полная херня. Из-за нее. Снова из-за нее. Из-за того, что глаза у нее покраснели, из-за того, что думала, что я ее оттолкну. Дурочка глупая. В жизни бы к ней не полез, если бы не был уверен.

Мой телефон надрывается из спальни — точно не в первый раз, но я по-прежнему стою рядом с дверью, борясь с искушением зайти обратно. Грудь обливается кислотой, потому что сквозь шум льющейся воды я слышу приглушенные всхлипы. Яна плачет. И я, конечно, к ней не захожу, потому что знаю, что меньше всего ей нужно, чтобы кто-то видел ее слезы. Уверен, что кроме меня их вообще никто и никогда не видел, — она такого просто не позволяет. И даю себе слово, что моя Липучка больше никогда плакать не будет. Если только от счастья.