Читать книгу - "Ревнивая лампа Аладдина - Шахразада"

– Гулям-дари, отец? – Аладдин сначала даже не понял, о чем идет речь. Он-то знал куда больше, чем отец, и потому не сразу вспомнил о том, что говорил в ту страшную ночь, когда ему удалось все же выскользнуть из каменоломен.

– Ну конечно! Не к стражнику же у ворот мне было идти! Гулям-дари Фарух, да хранит Аллах его знания и мудрость, человек опытный. Не зря же сам великий Синдбад-мореход, слава и гордость Багдада, звал его с собой в странствия.

– Да, отец, теперь я тебя понял! И что сказал мудрый гулям-дари?

– Что он не слышал ни о каких разбойниках уже много лет, но пошлет лучших из своих людей, чтобы проверили каменоломни. Ибо, так говорил сам гулям-дари, «в этих лабиринтах можно спрятать не несчастную шайку бандитов, а целое войско, подобное бесчисленной армии Искандера Двурогого!»

– Благодарю тебя, отец! Теперь я спокоен: мой учитель наверняка будет найден!

– Увы, сынок, я не разделяю твоей уверенности! Наш гулям-дари действительно мудр и силен как лев. А вот его люди, да простит Аллах милосердный мне эти слова, трусоваты и ленивы, как… как сытые змеи. И, думаю, они не будут обшаривать каменоломни, дабы найти какого-то иноземца. Более того, я опасаюсь, что они даже не покинут пределов города.

– Но что же делать нам, отец?

Аладдин прекрасно знал, где его «учитель» и что с ним, но, конечно, не стал ничего говорить Салаху.

– Думаю, сынок, мы более сделать ничего не можем! Не мы же воины и защитники этого города.

– Да, отец, ты всего лишь знаменитый золотых дел мастер, гордость великого Багдада.

– Не стоит так говорить, сынок! – Салах покраснел от удовольствия.

Не каждый день сын говорил ему такие слова. Более того, сын раньше никогда не говорил с ним как равный. И это тешило отцовское сердце куда больше, чем похвала. Хотя и похвала была очень приятна.

Аладдин спрятал улыбку. Ему тоже было внове вот так, без внушений и нотаций, беседовать с отцом. Он вдруг почувствовал, какими интересными могли бы стать их дни, если бы они вместе творили красоту, создавая украшения для прекраснейших рук.

– Да будет так, сын! – отец решительно встал. – Меня ждет золото…

– Ты разрешишь мне, отец, пойти вместе с тобой? Я придумал интересный узор и хочу, чтобы ты помог мне сплести его.

– О Аллах, конечно разрешу! И пусть солнце уже село, но нет дня светлее сегодняшнего! Ибо сын мой пожелал стать моим помощником!

Вновь хлопнула калитка. Мужчины покинули дом. В нем воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим пением Фатимы.

– О Аллах милосердный и всемилостивый, какой неряха мой мальчик! – с такими словами Фатима вошла в убежище Аладдина.

Аладдин был неряхой не более, чем все остальные люди. Но, конечно, он не складывал книги в аккуратные стопки, предпочитая, чтобы они лежали вокруг него. Конечно, пергаменты с рисунками валялись где попало: на подушках и под подушками, у окна и в углах. Но к этому Фатима уже почти привыкла.

Сейчас же картину привычного беспорядка венчала старая медная лампа, торжественно возвышающаяся на горе подушек у стены. И это зрелище ранило добрую Фатиму в самое сердце.

– Ну почему он тащит всякую грязь в дом?! И где он только взял это старье? Ох уж эти мальчишки! Бегают где попало, а потом в доме появляется рухлядь, которую даже страшно взять в руки… – с этими словами мать Аладдина все же взяла в руки медный светильник и начала его разглядывать.

– Какие странные узоры! Но все так заросло грязью, что разглядеть толком ничего нельзя! – Фатима все-таки была женой золотых дел мастера и кое-что понимала и в красоте, и в узорах. – Попробовать отмыть? Или лучше оттереть шелком? И зачем мальчик поставил ее на подушки? Почему не нашел более приличествующего места? На полках, где и должен стоять светильник… Ох, детки…

И Фатима, как уже делал ее сын, спустилась во двор и опустила лампу в ручеек. Вновь послышалось хихиканье. Но мать Аладдина не обратила никакого внимания на эти звуки. Пусть им неоткуда было взяться, но мало ли кто мог смеяться!

Результат был печальным, печальным для любой хозяйки – грязь не отмылась.

– Ну что ж, тонкий шелк творит чудеса! А терпения мне не занимать!.. – и Фатима начала оттирать старую патину.

Появился листок, потом стебель, потом… А потом из лампы повалил черный дым, стремительно светлея и синея. И вот из светло-сиреневой дымной полосы соткалась прекрасная женщина.

– Слушаю и повинуюсь!

– Аллах милосердный, спаси и помилуй! Что это? Кто это чудовище?

– Спасибо на добром слове, женщина! Ну почему чудовище?

– Но кто же ты тогда?

– Я джинния, меня зовут Хусни.

– А что ты делаешь в этой старой лампе? – Странная все-таки у женщин логика, женская. Правда, у мужчин и такой нет…

– Этот благородный медный светильник – мое прибежище. От гнева страшных магов туда спрятал мою душу мой отец, учитель учителей.

Волшебные слова «спрятал от гнева» бальзамом пролились на душу матери Аладдина.

– Бедная девочка! Так ты там прячешься? И тебе не страшно появляться вот так? А если эти маги найдут тебя?

– О нет, добрая женщина! Так просто меня не найти. Да и отец мой многому научил меня! Думаю, я смогу за себя постоять.

– Храбрая девочка! Как зовут тебя, малышка?

– Хусни, добрая Фатима, – ответила джинния, подумав, что ее уже давным-давно никто не называл малышкой.

– Скажи мне, Хусни, а джинны пьют чай? Можно, я угощу тебя?

– Джинны любят чай, почтенная матушка! И я с удовольствием разделю с тобой трапезу…

Тот, кто заглянул бы сейчас в тихий дворик мастера Салаха, поразился бы невероятному, немыслимому зрелищу. Почтенная Фатима угощала чаем и свежими лепешками с медом какую-то полупрозрачную, нечеловечески красивую девушку, называя ее при этом «малышка», «моя девочка» и «крошка». Та же называла мать Аладдина матушкой и жмурилась от удовольствия, прихлебывая ароматный чай.

– И этот дурачок, мой сын, не угостил тебя даже персиком?

– Увы, матушка! Он же мужчина. А мужчины любят получать, а не отдавать. Вот так и твой сын – он все пытался понять, какие выгоды принесет ему владение старой лампой.

Правду говоря, джинния немного кривила душой. Аладдин вовсе не искал выгоды, и Хусни это знала. Но… Чуть добавить красок картине никогда ведь не помешает, верно? Тем более, когда так хлопочет сердобольная Фатима… И потом, побыть малышкой и крошкой тоже очень приятно.

– И чего же захотел мой сыночек? Гору алмазов? Корабль для странствий?

– О нет, матушка. Он влюбился в царевну Будур и мечтает стать ее мужем.

– Аллах милосердный! Всего лишь?! Но… где он мог увидеть царевну? Она ведь живет затворницей в высокой башне дворца и выходит в город лишь раз в год, в праздник Воцарения.