Читать книгу - "Притворись моей - Александра Салиева"

Так и не отпускаю, обнимаю так крепко, насколько хватает сил.

– Спасибо, – шепчу совсем тихо. – Спасибо, – повторяю снова и снова: – Спасибо!

Я не знаю, как ещё выразить переполняющую меня благодарность. Её так много, что хватит обнять весь мир, не только находящегося рядом. И далеко не сразу замечаю пронизывающее брюнета напряжение. Будто не человека, а кусок бездушного камня обнимаю. То и отрезвляет. Замираю. Отстраняюсь аккуратно, опуская взгляд в пол, негромко прокашлявшись. Впрочем, это не особо уменьшает дистанцию между нами. Филатов притягивает обратно к себе, за талию.

– На сегодня у нас с Варей запланировано ещё много дел. Дальше, думаю, вы вполне справитесь и без моего участия, – обращается он к адвокату.

Моя безмерная радость моментально ровняется с безграничным возмущением.

– Я никуда не поеду, пока Ариша там! – заявляю непреклонно, ткнув указательным пальцем на закрытую дверь кабинета следователя. – Я буду ждать её здесь!

В глубине души рождается нехорошее чувство: уйду, больше не увижу сестру. Глупо, наверное, проявлять такое упрямство, но я должна удостовериться, что с моей близняшкой больше ничего плохого не случится.

– Ты должна уволиться, – противопоставляет Глеб. – Твой бывший шеф тебя ждёт.

Вспыхнувшее раздражение я подавляю с большим усилием.

– К началу рабочего дня я всё равно опоздала. От того, что задержусь ещё на час, Земля не перевернётся. Всё равно же там больше не работаю, – бросаю встречно.

– От того, что ты увидишь свою сестру не через час, а к вечеру, Земля тоже не перевернётся, – самодовольно ухмыляется собеседник.

Не сказать, что он не прав. В какой-то мере. Но он не прав. Совсем.

– К вечеру?! – округляю глаза.

– Да, – без зазрения совести подтверждает Глеб. – Сперва увольнение, потом медицинский центр, потом… – договорить не успевает.

– Какой ещё медицинский центр? – перебиваю его.

Моя сестра в ужасном положении, а я буду непонятно где шляться что ли?!

Как будто совсем нет совести…

Её и нет. У наследника «Галеон».

– Обыкновенный. У тебя на одиннадцать назначен приём у врача, – ставит в известность Филатов, – и полное обследование. Как раз к вечеру освободимся.

А мне словно небо на голову падает.

– Полное обследование? – хмурюсь. – Зачем мне полное обследование?

В золотисто-карем взоре вспыхивает насмешка. Он ничего не говорит, только демонстративно косится сперва на мою мать, потом на адвоката… которые совершенно точно ничего не должны знать!

– Полное обследование? – заинтересовывается и родительница.

Чёрт!

Чёрт!

Чёрт!

– Никакое обследование мне не нужно! – спешно заверяю маму. – Глеб просто… – недовольно кошусь на того, о ком говорю, – перегибает.

– Да? – недоверчиво откликается женщина.

На меня больше не смотрит. Исключительно на Филатова.

Хорошо, тот молчит! Пока…

– Да! – закрываю его собой на всякий случай. – У меня вчера разболелась голова, вот он и… перегибает, – вру безбожно.

– Перегибаю? А разве… – демонстративно растягивает в удивлении брюнет.

– Да! – перебиваю снова и наступаю ему на ногу, чтоб не болтал лишнего.

Его ладонь на моей талии сжимается крепче в ответ.

– И вообще! Что за формальности такие, которые надо улаживать ещё целый час? – разворачиваюсь к нему, нагло меняя тему разговора.

– Кхм… – откашливается адвокат.

Но больше ни звука. Ни от него, ни от Глеба.

– Потерпевший, помимо причинённого ущерба, захотел компенсацию за моральный ущерб. Пять миллионов, – тихо роняет мама.

– С-с-сколько? – закашливаюсь и я.

Родительница виновато отводит взгляд. Как и Андрей Рашидович. Я же молчаливо требую ответа от Филатова, вопросительно уставившись на мужчину. Тот, к слову, упорно молчит. С минуту, так точно.

– Деньги привезут в течении часа, – устало вздыхает он в итоге. – Потом твою сестру отпустят.

В ушах шумит.

Четырнадцать миллионов…

Плюс пять миллионов…

Да мне такие деньги и во сне не снятся!

Как же я их тогда ему потом отдам?!

Я уже молчу о том, что он вот так просто – берёт и добавляет плюс пять миллионов за то, чтобы избавить от беды Аришу.

С чего бы?!

– Дерьмо, – выдыхаю уже вслух, накрывая лицо обеими ладонями.

Хотя впадать в истерику мне не позволено. Наследник «Галеон» решительно притягивает к себе ближе, вынуждает убрать руки и смотреть на него.

– Всё. Мы решили. Так или иначе. Больше никаких сюрпризов не будет, Дюймовочка. Успокойся.

То ли его голос звучит достаточно убедительно, то ли мои эмоции достигают того предела, после которого всё – аут, не остаётся ничего больше, – на его слова я согласно киваю, стараясь не поддаваться обуревающему чувству безысходности.

Потом спрошу у него, что ещё я теперь ему должна… Впрочем, спрашивать нет особой необходимости. Должно быть он думает примерно о том же, или же моя мысленная истерика слишком явно отражается на моём лице, потому что в глазах Глеба я вижу своеобразное понимание. Достаточно многозначительное, чтобы я могла успокоиться.

– Хотя теперь ты мне должна ещё один поцелуй, Дюймовочка, – произносит с мягкой улыбкой Филатов.

Так и не отпускает. Наоборот. Всего секунда, опомниться не успеваю, как мои губы касаются его губ. Он банально впивается в мой рот, ничуть не стесняясь окружающих. И не отпихнёшь, не врежешь, не увернёшься. Отвратительное чувство. Зато оно помогает собраться с мыслями.

– Увольнение, медицинский центр, обследование, или же ещё плюс стопятьсот причин и поводов – мне на всё это плевать. Я останусь здесь. И никуда не пойду, пока не увижу Аришу, пока её не отпустят, – заявляю категорично. – Правда, Глеб. Хоть что делай, хоть в багажник реально запихни. Не уйду. Я всё сказала.

Очень стараюсь, чтобы мой голос звучал убедительно. Но окружающих в большинстве своём интересуют совсем не мои намерения.

– В багажник? – заинтересовывается мама.

Андрей Рашидович тоже навостряет уши, с лёгким прищуром разглядывая то меня, то моего фальшивого бойфренда. Я же отвешиваю себе мысленный подзатыльник за свой длинный язык, смутившись собственной откровенности. Я – да. Но не Глеб.

– Варя… перегибает, – невозмутимо передразнивает он моё недавнее высказывание. – Ни разу ещё не запихнул. Хотя время от времени она так и напрашивается, если честно. Еле терплю, – вздыхает с прискорбным видом.