Читать книгу - "Студентка по вызову - Лючия фон Беренготт"

– Ты просто обязана его сдать! Обязана! – шагая со мной рядом, Ванесса размахивала в возмущении руками, превратившись за каких-то получаса в воинственную феминистку, готовую поотрывать всем мужикам яйца. – Это же уголовное преступление! А что если завтра он так же поступит с какой-нибудь другой девушкой?

– С какой другой? – вскинулась я. И покраснела.

Приехали. Я ревную своего абьюзера к его будущей потенциальной жертве. Если это не Стокгольмский синдром, то я не знаю, что он. 

В тысячный раз я прокляла свою забывчивость. Это ж надо так опростоволоситься! И что теперь? Идти писать на него заявление? Ванесса ведь не отстанет – вон глаза как загорелись! Небось решила на Мэйсоне отыграться за собственные неудачи с мужским полом?

Сама же я не была уверена, в том, что хочу на него заявлять. Еще вчера была уверена, а сегодня, помня о том, с какой готовностью отвечала на его поцелуи там у стены… я уже не была уверена, что меня изнасиловали. Принудили – да. Запугали отчислением и воспользовались, как дешевой подстилкой – тысячу раз да! Вот за это я бы очень хотела, чтоб его наказали. И даже сама бы в этом наказании с удовольствием поучаствовала.

Проблема была в том, что американская система правосудия не особо там разбирает, кого принудили, а кого изнасиловали. И сидеть профессор будет так, как если бы с порога схватил меня за волосы, связал, сунул кляп в рот и шпарил до самого утра, невзирая на мои мольбы отпустить меня.

– Слушай… – я остановила Ванессу, уже повернувшую в сторону здании студенческой полиции и тащившую меня за собой. – Давай я сама разберусь с ним… А потом уже решу, хочу я заявлять на него или нет. Дай мне еще пару дней на подумать, окей?

– Да чего тут думать-то? – подруга даже руками развела. И прищурилась в подозрении. – Или тебе… понравилось, что он с тобой вытворял?!

– Буэээ… – я сделала вид, что меня стошнило. – Еще раз так скажешь, я реально наблюю тебе под ноги.

– Ну так в чем же дело?

Объяснять человеку, выросшему в США, что абьюз абьюзу рознь – так же бесполезно, как и объяснять это всей американской юстиции. Тем более, я вовсе не хотела растолковывать Ванессе, что вчера мне, может и не понравилось, но сегодня… сегодня, рассуждая здраво, я понимаю, что все могло бы быть намного хуже.

Например, у меня могло не возникнуть никакого сексуального волнения, никакого желания по отношению к нашему именитому красавцу-профессору. Он мог мне категорически не понравиться, но мне все равно пришлось бы подчиниться его прихотям.

Однако же, он мне понравился. Да что там понравился, я с трудом мысли собирала, пока здоровалась и осматривалась в его квартире. 

Я могла совершенно не возбудиться во время того, как делал со мной самые постыдные вещи. Могла страдать от боли, ненавидеть его и бояться… Однако же, я возбудилась и даже получила удовольствие – пусть и навязанное. Да что там говорить – кончила так, как еще никогда в жизни, и все мои страдания начались уже после случившегося – когда я осознала, что потеряла девственность с каким-то совершенно посторонним человеком. Причем еще и очень небрежно ко всему этому отнесшемуся. 

В моей голове все это было смягчающими обстоятельствами. Но объяснять это прилюдно, на публику, под микрофоны, камеры и стрекотание судебного стенографа – увольте.

Вот и получалось, что если я не расскажу о том, что чисто физиологически мне всё понравилось – профессор огребет по полной. А если расскажу – это ж какая стыдоба на весь цивилизованный мир!

К счастью, у меня была еще одна причина не доносить на Мэйсона прямо сейчас, и вот ее-то я вполне могла рассказать Ванессе.