Читать книгу - "Белинда - Энн Райс"

Но сейчас все, чего хотел Алекс, — это лежать на залитой солнцем террасе из красного кирпича, постепенно покрываясь бронзовым загаром, и вести долгие беседы с Джи-Джи. И Джи-Джи уверял нас, что еще никогда не был так счастлив. Единственное, что его волновало, так это салон в Беверли-Хиллз, который в скором времени должен был открыться.

Когда прошел слух, что в Беверли-Хиллз приехал Джи-Джи, Алекса стали одолевать друзья. Джи-Джи мог хоть сейчас начать работать свободным художником-стилистом.

Единственной тучкой на безоблачном небосклоне нашей жизни была Белинда.

Белинда еще не дала своего согласия на съемки в фильме Сьюзен, и это слегка нервировало Сьюзен, но с Белиндой явно что-то было не так.

Ее движения и жесты стали несколько неуверенными, глаза — затуманенными, а взгляд — отрешенным. Иногда она до жути напоминала мне Бонни, какой та предстала передо мной в номере «Хайятт ридженси».

Белинда снова и снова спрашивала меня, все ли у меня в порядке. Я, конечно, старался всячески ее успокоить, но постепенно убеждался в том, что из нас двоих именно она находится на грани нервного срыва. Именно она не могла дышать полной грудью.

Она не пропускала ни одной статьи, ни одной заметки о своей матери. Она молча смотрела по телевизору вечерние новости, где показывали, как ее мать и Марти отчаянно пытаются собрать осколки своей репутации.

Таблоиды, как клещ, впились в Бонни и Марти и не собирались оставлять их в покое. Поговаривали, что «Полет с шампанским» возродят на кабельном телевидении, но до сих пор никто ничего твердо не обещал.

Тем временем в воскресенье днем Белинде пришлось пообщаться с дядей Дэрилом по телефону. Не самый приятный звонок! Дядя не поверил племяннице, когда та сказала, что безуспешно пыталась дозвониться до матери в больницу.

Тогда трубку взял я и объяснил Дэрилу, что у Белинды все хорошо, мы поженились и, возможно, сейчас самое лучшее — подождать, пока страсти улягутся. Дэрил явно чувствовал себя крайне неловко, но не стал кривить душой и все честно мне рассказал. Он понял, что Бонни ему лгала, как, впрочем, и Марти. Дэрил объяснил мне, что вопреки их желанию заставил полицию выдать ордер на арест Белинды в отчаянной попытке найти племянницу, если та была жива. А теперь у него просто руки опустились. Он не знал, что ему делать. Ему очень хотелось бы встретиться с Белиндой, но та не желала его видеть. Его звонок ни к чему не привел. Обычный обмен любезностями. Она непременно ему напишет. Он тоже будет писать.

После разговора с дядей Белинда сделалась какой-то странно притихшей и несколько отстраненной. С ней явно что-то творилось.

Лучше всего она чувствовала себя по вечерам, когда мы собирались за обеденным столом и Сьюзен представляла нам примерную раскадровку своего будущего фильма. Подружка Сьюзен Сэнди Миллер, присоединившаяся к нашей компании, любила рассказывать забавные истории о своих похождениях в Бразилии, и у нее здорово получалось. И вообще Сэнди была роскошной женщиной: в реальной жизни не менее соблазнительной, чем на экране.

Все свидетельствовало о том, что фильм «Постыдные желания» был обречен на успех. Сюжетная линия дружбы малолетней проститутки, которую должна была играть Белинда, и журналистки — Сэнди Миллер, — спасающей девочку, задумана превосходно. И мне пришлась по душе идея поехать вместе с ними на натурные съемки. Мне не терпелось собственными глазами увидеть бухту Гуана-бара. Мне хотелось пройтись по опасным, таинственным улочкам старого города. И я жаждал писать картины под знойным небом Бразилии.

Однако решение было за Белиндой. А Белинда явно была не в том состоянии, чтобы его принять. Она упорно твердила, что ей надо время подумать. И я стал терпеливо ждать, чтобы понять наконец, что же ее все-таки здесь держит.

Естественно, ответ был только один: все дело в Бонни.

Во вторник вечером мы всей компанией набились в черный «мерседес» Алекса и отправились поужинать в ресторан «Ле Доум» на бульваре Сансет. Сьюзен была в своем обычном ковбойском наряде, на сей раз из черного атласа. Сэнди Миллер, задрапированная в белый шелк, выглядела этакой спелой старлеткой. Белинда надела классическое маленькое черное платье и жемчуг и весь вечер не расставалась с подаренным Блэром норковым манто, которое свисало со стула, будто накидка от дождя. Алекс и Джи-Джи облачились в строгие вечерние костюмы; поскольку у меня из приличной одежды был только смокинг — я не говорю о джинсах и джемперах, которые купили для меня по просьбе Алекса, — мои друзья решили одеться мне под стать.

Итак, мы сидели все вместе в романтическом полумраке «Ле Доум». Вино лилось рекой, сервировка была изысканной, а еда бесподобной. И хотя к нам были прикованы все взгляды, нам никто не досаждал. Белинда выглядела потрясающе, но почему-то казалась очень несчастной: норковое манто волочилось по полу, волосы легким облаком окружали ее маленькое измученное личико. И она едва притронулась к стоящим перед ней деликатесам. Нет, Белинде не становилось лучше. Наоборот, ей становилось все хуже и хуже.

Нам оставалось только ждать. И мы терпеливо ждали.

Проснувшись в среду рано утром, я вышел в сад и увидел, что Белинда нарезает круги в бирюзовой воде длинного прямоугольного бассейна. На ней было крошечное черное бикини, которое Сэнди привезла ей из Рио. Волосы Белинда заколола на затылке небрежным узлом. Я видел, как плавно движутся под водой ее маленькая попка и шелковые бедра. Слава богу, что Алекс голубой!

Даже если в воздухе и стоял привычный запах смога, то я его не чувствовал. У Алекса в саду пахло розами и цветущими лимонными и апельсиновыми деревьями.

Я дошел до оранжереи, расположенной за кабинками для переодевания. Просторное прохладное помещение из красного дерева с потолком из матового стекла. Здесь стоял мой мольберт, тот самый, что Алекс подарил мне двадцать пять лет назад. Алекс тогда еще заставил своего помощника обшарить весь Лос-Анджелес в поисках достаточно больших и хорошо натянутых холстов, а еще кистей, скипидара, льняного масла и красок. Алекс снабдил меня старыми фарфоровыми тарелками, чтобы я мог использовать их вместо палитры, и, на всякий пожарный, пришедшими в негодность серебряными ножами.

А что еще нужно художнику?! Конечно, муза. Но моя муза сейчас была слишком молчаливой и несчастной. Но рано или поздно все непременно должно измениться к лучшему.

Два дня назад я приступил к работе над «Марди-Гра»: масштабным полотном размером восемь на десять. Огромные дубы, нависающие над участниками факельного шествия, уже были написаны, так же как и две блестящие платформы, запруженные беспечными гуляками.

Сегодня был день пьяного чернокожего факельщика, который так высоко вскинул вверх свой факел, что языки маслянистого пламени лизнули гирлянды бумажных цветов, украшавших нижнюю часть платформы.

Какое счастье было снова взять в руки кисть и писать, писать, осваивая совершенно новую и непривычную для меня тему, впервые изображать то, чего раньше делать не приходилось. Например, мужские лица, которые я еще никогда не рисовал. Я буквально чувствовал, как впервые за долгое время наполняется жизнью ответственное за творчество полушарие мозга.