Читать книгу - "Пьесы - Жан Жене"

образом, Мужественность Сержанта оказывается под сомнением. Вот он и создает помпу вокруг нее — темы я выбираю, а слова поступают, как им вздумается, — вся эта накаченность, экипировка, эти проклятия, все его поведение показывает, что он хочет скрыть свою озабоченность, которая доводит его до желания убивать.

Если есть желание создать персонаж «изнутри», возможно, чтобы актер, с первого же появления, вообразил себя охотником за половыми членами мавров (бывают же охотники за скальпами), которые он готов привязать к поясу, и поскольку он не сможет избавиться от этого навязчивого желания охотиться, его лицо, хоть и мертвенно-бледное, в какой-то момент выдаст близость апоплексического удара.

Невозможно объяснить, как человек вокруг невидимой раны нагромождает все то, что призвано скрыть эту рану, на которую он сам указывает пальцем. Мне кажется, что каждый персонаж есть лишь рана, скрывающаяся под украшениями и проявляющаяся благодаря им.

Вообще-то актер может придумать себе любую слабость. Но пусть он выберет ту, которая лучше всего проявит его одиночество. Рану, о которой я говорю, актер может придумать, но это может быть и то, что он пережил сам.

Картина двенадцатая

Ширма изображает что-то вроде длинной белой зубчатой крепостной стены. Это шестистворчатая ширма. Десяток арабов, одетых в разноцветную одежду либо европейского, либо восточного образца.

Включены все прожектора — крепость и толпа ярко освещены.

НОТАБЛЬ (синий европейский костюм, весь в украшениях, на голове — феска. Говорит, обращаясь в ку лисы). Пусть все ведут себя достойно. Уведите детей.

АРАБ. Отправьте домой и женщин, Шейх.

КАДИДЖА (та женщина, что мешала Матери оплакивать покойника). Кем бы ты был без женщины? Каплей спермы на штанах твоего отца, которую сожрала бы муха.

НОТАБЛЬ. Уйди, Кадиджа. Сегодня не тот день.

КАДИДЖА (в ярости). Сегодня как раз мой день. Они нас обвиняют, а вы хотите быть осторожными. И послушными. И смиренными. И покладистыми. Как девушки. Мягкими, как белый хлеб. Как доброе тесто. Как шелк. Как белый табак. Как нежный поцелуй и нежный язык. Как мягкая пыль на их красных сапогах!

НОТАБЛЬ (строго). Кадиджа, сейчас речь идет об общей безопасности.

КАДИДЖА. Я не уйду! Нет, я не уйду! (Топает ногой.) Это моя страна. Здесь мое ложе. Здесь четырнадцать раз меня оплодотворили, чтобы я родила четырнадцать арабов. Я не уйду.

Все арабы стоят, ссутулив спины.

НОТАБЛЬ. Пусть она уйдет, или пусть ей заткнут рот!

Но вот тихо подходит начальник. Лицо его закрыто вуалью, он весь в золоте и шелках. Он преклоняет колено перед зубчатой крепостью. Кадиджу хотят увести, но тут раздаются первые такты «Марсельезы». Кадиджа собирается закричать, обращаясь к публике, но один из мужчин засовывает ей в рот кулак. Она так и останется стоять с кулаком во рту, вплоть до смерти Юной причащающейся. Арабы остаются неподвижными. Пауза. Над ширмами появляется частокол синих знамен, расшитых золотыми лилиями. Опять пауза.

Затем над ширмами появляются:

Академик,

Солдат,

Женщина-вамп с мундштуком,

Фотограф-репортер,

Вдова (Г-жа Бланкензи),

Судья,

Банкир,

Юная причащающаяся.

Генерал.

Все они одеты в костюмы примерно 1840 года: солдат эпохи маршала Бюжо, женщина-вамп с кружевным зонтиком, банкир с бакенбардами и в цилиндре и т. д.

Все эти люди стоят, словно опершись локтями на парапет или смотрят вдаль. Они разговаривают между собой. Арабы молчат. Идет очень быстрый обмен репликами.

РЕПОРТЕР-ФОТОГРАФ (Женщине-вамп). Вы будете великолепны на крепостной стене в вашем вечернем платье!

Женщина-вамп элегантно откидывает свою меховую накидку и одновременно выпускает дым. Да, вамп образца 1840 года может курить, ничего страшного.

ЖЕНЩИНА-ВАМП (смеясь). А вы думали, в пустыне жарко, я дрожу! Но не от страха, не беспокойтесь! (Хо хочет.) Разве жара действительно жара? Кто может ответить?

АКАДЕМИК. Положите на Книгу Истории ваш прелестный пальчик, его обожжет, так как слово Франция написано огненными буквами… или ледяными, которые тоже жгут… или буквами из серной кислоты, а она тоже обжигает…

ЖЕНЩИНА-ВАМП (смеясь). Так где же ваши дикари?

Что-то совсем не видно бунта! Восстание…

СОЛДАТ. В моих штанах, мадемуазель…

АКАДЕМИК. Римляне. Без вас нет дорог. А нет дорог, нет почтальонов. А нет почтальонов, нет почтовых открыток.

Пауза.

А они продолжают идти проселочными дорогами.

РЕПОРТЕР-ФОТОГРАФ. Слышны только тамтамы бедуинов!

АКАДЕМИК (Солдату). Римляне. Вы — римляне в этой эпопее. (Женщине-вамп.) Они — римляне нашего времени, но ведь история никогда не повторяется. Мой дорогой генерал…

ГЕНЕРАЛ. Мы делаем все, чтобы получить поддержку. Массы на нашей стороне. По крайней мере, одна масса. Другая масса нам враждебна, и мы должны работать на двух фронтах.

АКАДЕМИК. Доверие и недоверие — два источника победы. (Солдату.) Не так ли, молодой человек?

СОЛДАТ. Я знаю только своего шефа…

Пауза.

Меня словами не возьмешь…

Пауза.

Но шеф есть шеф, и я его уважаю…

ЖЕНЩИНА-ВАМП. Почему иногда пишут: «…слышен шум восстания…» Сейчас тишина…

СОЛДАТ (с нажимом). Тем не менее — мы воплощение мужественной красоты. Я это читал. Пустыня без смуты и без солдат станет вялой. Здесь есть кто-нибудь, кто сорвет наши морщинистые маски? Черт побери! Мы так стараемся, чтобы напрячься и действовать, вперед к победе, если надо, и к смерти, если хотите, и, подумать только, есть еще маски, не покрытые морщинами!..

Пауза.

Есть еще вялость, нечего сказать, есть еще вялость в теле… (Пауза, потом решительно.) Нужен остов!

ЖЕНЩИНА-ВАМП (аплодируя). Браво!

БАНКИР. Пустыня не только велика, но и обширна.

АКАДЕМИК. Пустыня! Вот хорошее слово!

ГЕНЕРАЛ (вытянув руку). Пусть наши победы, наша слава распространяется все дальше на юг. Пусть наши сахарские земли пролегают все южнее: однажды они станут плодородной провинцией Бос.

АКАДЕМИК. А вот вдали виднеется Шартр. Я вижу блеск витражей. И паломничество молодых мусульман, читающих в подлиннике католика Пеги. (Вдруг его взгляд загорается.) О Генерал, это мусульмане пятнадцати — семнадцати лет! (Сладострастно причмокивает.)

СОЛДАТ (глядя Генералу в глаза). Осторожно. Начинаешь с юного пятнадцатилетнего мусульманина. Понимаешь только через три месяца. Затем принимаешь его требования и в конце концов предаешь свою расу.

Пауза.

Вот так все и начинается.

Смущенное молчание. Затем легкий шум. Все шушукаются между собой и начинают хохотать.

РЕПОРТЕР-ФОТОГРАФ. По-тря-са-ю-щий! Снимок потрясающий! Мухи! Пресловутые мухи Востока — огромные, шокирующие. Над трупом и вплоть до уголков детских глаз. Фотография так и гудела!

ЖЕНЩИНА-ВАМП. Из-за вас меня стошнит.

БАНКИР. Не стесняйтесь, моя дорогая, блюйте на здоровье. Кому-нибудь да сгодится.

Хохот Генерала.

СОЛДАТ. Здесь кругом ребята похоронены. В песке — лица ссохлись, глаза косят и рот перекошен. В песке!

ГЕНЕРАЛ …въехал.

Пауза.

ЮНАЯ ПРИЧАЩАЮЩАЯСЯ. Мне тоже есть что сказать: я сохранила освященный