Читать книгу - "Монументальная пропаганда - Владимир Войнович"

Завтра опять бегали, ели, гуляли, вечером он привел ее к себе допивать «Изабеллу» и показал альбом с газетными материалами, где были несколько интервью с ним, три большие статьи и огромное количество маленьких вырезок. Одна из статей называлась: «Мирные будни героя войны», другая: «На подступах», третья: «Никто не забыт, ничто не забыто» — воспоминания генерала о погибших товарищах, в том числе и о Сереге Жукове. Но в основном это были заметки о разных парадах, собраниях, митингах, приемах и других торжественных церемониях, участником которых был генерал Бурдалаков, где его фамилия стояла в ряду с другими, иногда важными и громкими.

…Сидели, пили вино, вспоминали войну, говорили о болезнях, о нарушении природного равновесия, о молодежи, которая ведет себя распущенно: по улицам ходят в обнимку, в шортах и сарафанах, на пляже купаются в одежде настолько условной, что уже можно и вообще догола раздеться.

— А за границей, — сказал Федор Федорович, — вообще есть такие пляжи, где мужчины и женщины, совсем друг друга не стесняясь, купаются в чем мамаша родила.

Говоря об этом, он морщился и плевался.

И вот наконец наступил момент, к которому неизбежно подвели Аглаю и генерала их отношения. Генерал как бы невзначай положил ей руку на колено, а сам повернул голову в другую сторону. Она вздрогнула, замерла и повернула голову в противоположную сторону.

— А погоды, — сказал генерал, — тоже теперь стали чем далее, тем более аномальные.

— Да, — согласилась она односложно.

— Ни в коем случае не нужно кушать грибы, — сказал он и вдруг без всякого перехода кинулся на нее с такой яростью, с какой, может быть, брал Берлин. Завалил ее на спину, нырнул под юбку, ухватился за резинку. Она, не ожидавшая такой стремительной атаки, стала инстинктивно сопротивляться. Уперлась обеими ладонями в его колючее темя, надавила на него, и в это самое время, так бывает не только в кино, но и в жизни, раздался громкий стук в дверь. Он испугался и немедленно отпрянул в панике. Посмотрел на Аглаю, на стол, где стояло и лежало то, что было недопито и недоедено. В этой ситуации не было ничего противоестественного и противозаконного, тем более что они оба были как будто свободные люди. Но они не были свободные люди, они были советские люди, воспитанные, как дети, в сознании, что каждое их желание может быть немедленно открыто, обсуждено, осуждено и наказано. В данном случае их могут лишить путевки, выгнать из санатория, пропечатать в журнале «Крокодил», устроить персональное дело, исключить из партии, и это была бы для него катастрофа, а для нее… Для нее, впрочем, ничего бы не было, но и она испугалась.

Поэтому, когда в дверь застучали, генерал стал быстро прибирать на столе, а она отскочила к противоположной стене и, торопливо поправив юбку, уставилась в окно, будто специально только за тем сюда и пришла, чтобы любоваться вечерним видом из чужого окна. Наконец Федор Федорович подошел к двери, приоткрыл ее и увидел дежурную Полину, модную дамочку с большой грудью, обтянутой кофточкой из материала «джерси». Она стояла с листком бумаги.

— Вам записка, — сказала она и заглянула в комнату.

— Спасибо, — сказал генерал, пытаясь загородить ей вид своим телом, расставив при этом руки, словно хотел взлететь.

— А у вас прибрать не нужно? — спросила Полина, стремясь увидать что-нибудь хотя б из-под его подмышки.

— А чего вы ждете? — спросил он.

— Ответ писать будете или нет?

— Еще не знаю, — Федор Федорович вдруг вспомнил, что он не мальчик, а генерал, к тому же вдовец, имеет право, ничего предосудительного не совершил и никому нет дела до того, чем он занимается.

— Прочту записку, — сказал он резко, — и если надо, вас позову. А если не надо… — он задумался и, не придумав лучшего продолжения, заключил: — А если не надо, я вас не позову.

Он захлопнул дверь перед носом дежурной и, ворча что-то себе под нос, пошел назад к журнальному столику, где лежали его очки. Взял очки, прочел записку и позвал:

— Аглая Степановна!

Она обернулась и в еще не остывшем смущении подошла. Он молча протянул ей записку.

— Можно ваши очки? — спросила она, немного стесняясь того, что тоже нуждается в усилителе зрения, и прочла:

«Федька, я в Новороссийске, приезжай срочно. Л. Брежнев».

— И вы поедете? — спросила она.

Он посмотрел на нее удивленно, и она сама поняла, что сморозила глупость.

Не прошло и четверти часа, как генерал Бурдалаков в полной парадной форме с орденами, золотыми погонами, парчовым поясом, в надетой поверх всего длинной шинели и в высокой папахе, с портфелем в одной руке и на всякий случай со знаменем в другой спустился вниз к поджидавшей его правительственной «Чайке».