Читать книгу - "Остров фарисеев - Джон Голсуорси"

- Да разве нам интересно знать, что чувствует мещанка, наделенная склонностью к пороку? Ну, скажите, к чему это? Ни один человек, который привык ежедневно принимать ванну, не выбрал бы такого сюжета.

- Итак, вы добрались до вопроса... гм.... о сюжетах, - весело прогудел Триммер, плотнее закутываясь в мантию. - Дорогой мой, искусство, если это настоящее искусство, оправдывает любой сюжет.

- Искусство - это Гомер, Сервантес, Шекспир, Оссиан, - проскрипел Берримен, ставя на место вторую книгу и беря третью. - А куча мусора - это всякие неумытые господа.

Раздался смех. Шелтон оглядел всех по очереди. За исключением Крекера, который дремал, глупо улыбаясь во сне, все остальные выглядели так, словно они и представить себе не могли, что какая-нибудь тема способна тронуть их сердца; словно все они держались в море жизни на таком крепком) якоре, что волны житейских невзгод могли лишь раздражать их своею дерзостью. Возможно, Триммер заметил некий блеск в глазах Шелтона, и это заставило его снова ринуться на выручку.

- У французов, - сказал он, - совсем иной взгляд на литературу, так же как и на честь. Все это очень условно.

Но что он хотел этим сказать, Шелтон так и не понял.

- Честь, - сказал Уошер. - l'honneur {Честь (франц.).}, die Ehre {Честь (нем.).}, дуэли, неверные жены...

Он явно собирался еще что-то прибавить, но не успел, так как в эту минуту маленький толстяк вынул изо рта свою пенковую трубку и, держа ее дрожащими пальцами на расстоянии двух дюймов от подбородка, пробормотал:

- Поосторожней, друзья, Берримен ужасно строг в вопросах чести.

Он дважды мигнул и снова сунул трубку в рот.

Не положив третью книгу на полку, Берримен взял четвертую; он стоял, выпятив грудь, словно собирался использовать книги в качестве гимнастических гирь.

- Совершенно верно, - заметил Триммер, - замена дуэлей судами - явление весьма...

Шелтон был уверен, что Триммер и сам не знал, хотел ли он сказать "значительное" или "незначительное". К счастью, Берримен перебил его:

- Мне суды не указ: если какой-нибудь субъект сбежит с моей женой, я размозжу ему голову.

- Тише, тише! - остановил его Триммер, судорожно хватаясь за полы мантии.

Внезапная мысль осенила Шелтона. "Если твоя жена обманет тебя, подумал он, поймав взгляд Триммера, - ты промолчишь об этом, но будешь вечно грозить ей скандалом".

Уошер провел рукой по бледным щекам, на губах его играла неизменная улыбка; казалось, он непрерывно занят сочинением какой-то эпиграммы.

Теоретик, собиравшийся размозжить голову будущему сопернику, потянулся всем телом и поднял книги на уровень плеч, словно собираясь закидать им>и собеседников, чтобы привить им уважение к своим взглядам. Лицо его побледнело, красивые глаза стали еще красивее, по губам скользнула усмешка. Больно было смотреть на этого человека, сочетавшего в себе черты "сильного" мужчины с чертами студента, все теории которого должны были неизбежно рассыпаться в прах, стоило только нанести ему удар посильнее.

- Да, что касается прощения неверных жен и тому подобных глупостей, сказал он, - так я не сторонник сантиментов.

Говорил он насмешливо, пронзительным голосом. Шелтон быстро оглядел присутствующих. Лица всех дышали самодовольством. Шелтон покраснел и вдруг произнес тихо и отчетливо:

- Это и видно!

И тут же понял, что никогда еще не производил подобного впечатления, да и впредь едва ли когда-нибудь произведет, - лютая ненависть, вспыхнувшая во взглядах, яснее ясного говорила об этом. Впрочем, она тотчас сменилась вежливой, насмешливой снисходительностью, свойственной хорошо воспитанным людям. Крокер в волнении поднялся с места; ему, видимо, было не по себе, и он явно обрадовался, когда Шелтон встал вслед за ним и пожал руку маленькому толстяку, который, задыхаясь от табачного дыма, пожелал им спокойной ночи.

- Кто они такие, эти ваши небритые друзья? - услышал Шелтон, закрывая за собой дверь.