Читать книгу - "Пьесы - Жан Жене"

все взлетает: салоны… А! Я забыла Салон Нищих, Бродяг, где возвеличиваются грязь и нищета. Я повторяю, салоны, девушки… (Вдруг вспомнила.) А! Еще забыла: самый прекрасный из всех, украшение, венец здания — если он будет закончен — я говорю о Погребальном салоне, украшенном мраморными урнами, о Салоне Торжественной смерти, о Могиле! Салоне-Мавзолее… Снова: салоны, девицы, хрусталь, кружева, балкон — все отчаливает, поднимается и уносится вместе со мной!

Продолжительное молчание. Женщины неподвижно стоят друг против друга.

КАРМЕН. Как хорошо вы говорите.

ИРМА (скромно). Я стала профессионалкой.

КАРМЕН. Я поняла. Мой отец, полковник артиллерии…

ИРМА (строго поправляет ее). Кавалерии, моя дорогая.

КАРМЕН. Извините. Вы правы. Полковник кавалерии, он хотел дать мне образование. Увы!.. Вам, вам это удалось. Вокруг своей прекрасной персоны вы сумели создать пышный театр, праздник, роскошь которого окутывает вас, укрывает от мира. Вашему распутству нужна эта парадность. А я? У меня есть только я сама, и что же мне, оставаться самой собой? Благодаря пороку и убожеству мужчин у меня тоже был свой час славы! Вы, приникнув ушами и глазами к аппарату, могли видеть, как высоко я стою, повелительная и по-матерински добрая, такая женственная, поправ каблуком картонную змею и бумажные розы. Вы могли видеть также бухгалтера из «Лионского кредита», стоящего передо мной на коленях, теряющего сознание при моем появлении. Но вы видели его со спины, и вам не знакомы ни его вдохновенный взгляд, ни бешеное биение моего сердца. Моя голубая вуаль, мое голубое платье, мой голубой фартук, мои голубые глаза…

ИРМА. Карие!

КАРМЕН. Тогда они были голубые. Я олицетворяла для него посланницу Небес. Такой Мадонне, как я, мог бы молиться и приносить клятвы даже испанец. Он воспевал меня, олицетворяя меня с цветом, который боготворил, и когда он нес меня в постель, он овладевал Голубым цветом. Но больше мне уже не придется являться.

ИРМА. Я же предлагаю тебе Святую Терезу.

КАРМЕН. Я не готова, Мадам Ирма. Нужно знать, что может потребовать клиент. Все оговорено?

ИРМА. Каждая проститутка должна уметь: не обижайся, чего уж там, поговорим как мужчина с мужчиной — каждая проститутка должна владеть любой ситуацией.

КАРМЕН. Я одна из ваших проституток, хозяйка, и могу похвастаться тем, что я одна из лучших. За вечер мне доводится…

ИРМА. Мне известны твои успехи… Но твое возбуждение при слове «проститутка», которое ты не устаешь повторять и которое ты нацепляешь на себя, как… как… как… (ищет слово и находит) как украшение — не совсем соответствует тому, как я его использую для обозначения функции. Но ты права, милая, что восторгаешься своим ремеслом и прославляешь его. Заставь его сверкать. Если у тебя нет ничего, кроме него, пусть оно осветит тебя. (Нежно.) Я сделаю все, чтобы помочь тебе… Ты не только чистейшая жемчужина среди моих девушек, ты — та, кому предназначена вся моя нежность. Останься со мной… Разве ты осмелишься покинуть меня, когда все кругом трещит? Смерть — настоящая, неизбежная — у моих дверей, она под моими окнами… (Пулемет.) Слышишь?

КАРМЕН. Армия мужественно сражается.

ИРМА. Мятежники сражаются с еще большим мужеством. А мы под стенами собора, в двух шагах от епископства, нет, за мою голову цена не назначена, это было бы слишком прекрасно. Но известно, что у меня ужинают влиятельные особы. Значит, я на прицеле. В доме нет мужчин.

КАРМЕН. Месье Артур дома.

ИРМА. Ты смеешься надо мной! Мужчин в доме нет, этот — мой аксессуар. Впрочем, как только у него закончится сеанс, я пошлю его на розыски Месье Жоржа.

КАРМЕН. Предположим худшее…

ИРМА. Что победят мятежники? Тогда я пропала. Они — рабочие. Без воображения. Слишком добродетельные и, может быть, целомудренные.

КАРМЕН. Они быстро привыкнут к разврату. Достаточно поскучать…

ИРМА. Ошибаешься. Они не позволят себе скучать. Но я буду самой уязвимой. Вы, проститутки, — другое дело. В каждой Революции есть своя экзальтированная шлюха, поющая «Марсельезу» и вновь обретающая невинность. Ты будешь ею? А остальные будут благоговейно подавать воду умирающим. А потом… они женятся на вас. Ты хотела бы выйти замуж?

КАРМЕН. Флердоранж, фата…

ИРМА. Браво, девочка! Для тебя замужество — это тоже переодевание! Любовь моя, ты — плоть от плоти от нашего мира. Нет, я тебя не представляю замужней. Впрочем, они скорее думают, как нас убить. Нас ждет прекрасная смерть, Кармен. Страшная и торжественная. Возможно, они силой возьмут мои салоны, разобьют хрусталь, разорвут парчу, а нас передушат…

КАРМЕН. Они сжалятся…

ИРМА. Как бы не так. С осознанием святотатства ярость растет. В касках, в сапогах, с обнаженными торсами, они придут и перебьют нас свинцом и огнем. Это будет красиво, не стоит желать другого конца, а ты хочешь уехать…

КАРМЕН. Но, Мадам Ирма…

ИРМА. Когда дом вот-вот запылает, когда над розой занесен кинжал, ты, Кармен, думаешь о бегстве!

КАРМЕН. Если я и хотела уехать, вы знаете почему.

ИРМА. Твоя дочь мертва…

КАРМЕН. Мадам!

ИРМА. Мертва она или жива — не важно, ее нет. Думай о могиле в глубине сада, украшенной маргаритками и бисерными веночками… этот сад — в твоем сердце, там за ним и ухаживай…

КАРМЕН. Мне хотелось бы с ней увидеться…

ИРМА (продолжая предыдущую тираду)…ее образ в образе сада, сад в твоем сердце, а оно под огненным платьем Святой Терезы. И ты сомневаешься? Я дарю тебе самую желанную из мертвых, а ты сомневаешься? И трусишь?

КАРМЕН. Вы прекрасно знаете, как я к вам привязана.

ИРМА. Я научу тебя цифрам! Чудесным цифрам, которые мы будем тщательно выписывать все ночи напролет.

КАРМЕН (тихо). Война свирепствует. Вы сказали, что это орда.

ИРМА (торжествующе). Орда! Но у нас, у нас — свои когорты, армии, отряды, легионы, батальоны, корабли, глашатаи, горнисты, трубы, свои флаги, знамена, стяги, хоругви… и свои цифры, которые приведут нас к катастрофе! Смерть? Это верная смерть, но с каким размахом! (Меланхолично.) Разве только если Жорж все еще всемогущ… Только бы ему удалось прорваться сквозь эту орду и прийти к нам на помощь. (Тяжелый вздох.) Одень меня. Прежде я проверю, что делает Рашель. (Такой же звонок, как и раньше. Ирма приникает к аппарату.) С помощью этого аппарата я все вижу и даже слышу их дыхание. (Молчание. Смотрит.) Выходит Христос со своим снаряжением. Никогда не могла понять, зачем он заставляет привязывать себя к кресту веревками, которые потом уносит в своем чемодане. Может, эти веревки освященные? Куда он их девает дома? Плевать. Посмотрим, что делает Рашель. (Нажимает