Читать книгу - "Комедии - Дмитрий Борисович Угрюмов"

Картина седьмая

У Вики Сверчковой. Голубая девичья комната. В центре, на переднем плане, за маленьким круглым столом сидят  Ю р и й  и  Л а р и с а. Вид у них виноватый и растерянный. Перед ними тарелки с едой, два стакана чая. На диване и стульях тесным полукольцом расселись друзья изгнанников. Они смотрят на них с жалостью и заботливым участием, как на людей, потерпевших кораблекрушение и выброшенных на чужой берег.

В и к а (после паузы). Ну? Почему вы не кушаете? Так нельзя. Вы же со вчерашнего дня ничего не ели.

Л а р и с а. Спасибо, Витоша, не хочется.

В и к а. А ты, Юра? Есть паштет из печенки, блинчики… Могу сделать кофе, хочешь?

Е р о х и н. Он хочет салат из крабов и рюмку коньяку.

В и к а. Перестань, Виктор.

З и м и н а. Я могу сбегать. У нас дома есть.

Ю р и й. Да что ты, не надо. Мы… мы уже позавтракали.

Пауза. Все молчат.

З а м я т и н (задумчиво). Гм… да-а-а… Вот такие, стало быть, дела… (Вынул из кармана пачку папирос, протянул Куницыну.) Хочешь курить? На… «Казбек».

Е р о х и н. Он курит «Любительские». Возьми у меня, Юрка.

Т е р е х о в а. У меня с фильтром, сигареты. Бери.

К в а ш и н. Вот «Беломор» — прошу…

Все поспешно вытаскивают из карманов пачки папирос и кладут на стол перед Куницыным.

Ю р и й. Ну зачем вы? У меня есть, не надо.

Пауза.

В и к а. В конце концов, ничего страшного, Лариса останется у меня и будет жить столько, сколько захочет.

Е р о х и н. А я могу… усыновить Юрку. Я воспитаю его в добрых традициях послушания и уважения к папе и маме.

Т е р е х о в а. Ну, хватит, перестаньте! Тут вопрос жизни, а вы…

Е р о х и н. Я просил бы установить парламентские нормы поведения.

З и м и н а. Молчи!

З а м я т и н. Что вы напали на Ерохина? Он комик по призванию, ему душно в атмосфере психологической драмы, а вы тут развели такого Ибсена, что впору только стонать и заламывать руки. «Вопрос жизни! Что делать… гибель надежд!» Тошно слушать…

Т е р е х о в а. А ты понимаешь, что все рушится, все летит к черту. И наш театр, и отъезд в Новореченск, и Ларискины хлопоты, и все мы рассыпаемся, как бусы с порванной нитки. А мы хотим быть вместе!

З и м и н а. Ему хорошо, у него родители — прогрессивные старики. А вот ему бы такую мамашу, как у Ларисы…

З а м я т и н. И вообще я не понимаю: взрослые люди, любят друг друга, хотят пожениться и уехать, — ну и слава богу, и будьте трижды счастливы. Родители против? А мне бы в высшей степени…

Е р о х и н (перебивая). Легче, коллега, тут дамы.

О с к о л к и н а. Ну, как же так? Все-таки родители есть родители.

К в а ш и н. Люблю слушать Осколкину: что ни слово — парадокс. Как ты сказала, Лека: «Родители есть родители»? Здорово!

О с к о л к и н а. Да ну вас совсем…

З а м я т и н. А ты, Квашин, совершенно напрасно ударил в набат. Это твоя старая комсорговская хватка, чуть что — собирать народ. Вот мы и собрались. Пять каратыгинцев и три инъязовки — высокий симпозиум на квартире у Вики Сверчковой. Зачем? Для чего, я тебя спрашиваю? Спорить о Хемингуэе? Пожалуйста. Играть в шахматы? Расставляй фигуры. Танцевать? Дайте-ка магнитофон. Оказывается, ничего подобного. Почтенный форум созван для того, чтобы сообщить нам, что Юра и Ларочка поссорились с папой и мамой и ушли из дому. Ай-яй-яй, ай-яй-яй! Конечно, по сравнению с подземными толчками в Чили или волнами цунами в Японии эта беда похлеще. Я убежден, что завтра они помирятся, вернутся домой и…

Л а р и с а. Мы не вернемся домой.

З а м я т и н. Отлично. Значит, перед нами уже не школьники, не студенты, а взрослые люди — актер Куницын и педагог Муштакова. Тем более нам никто не давал права вторгаться в их жизнь. А если б и давал? Что мы можем сделать? Кто мы такие? «Добровольное общество содействия влюбленным»? Я лично не знаю. Может быть, Квашин мне объяснит, а, Вася?..

Пауза. Все молчат.

К в а ш и н. Ты все сказал?

З а м я т и н. Пока… все.

К в а ш и н. Тогда я объясню… (Встает, поправляет пиджак.)

Е р о х и н. О-о-о… начинается. На трибуне — Квашин, приготовиться Тереховой.

К в а ш и н. Ты спрашиваешь, Замятин, кто мы такие? Мы друзья Куницына и Ларисы, дру-зья, понимаешь? И в одном этом слове — все. Тут и содействие, и моральная помощь, и спасательная экспедиция, и еще много такого, чего даже твоя неуемная фантазия краснобая не придумает…

З а м я т и н. Ну зачем же хамить?

Е р о х и н. Без проработки, Вася.

Т е р е х о в а. Мальчики, мальчики, — никакой драчки!.. Спокойно. Мы в квартире у Вики…

К в а ш и н (продолжая). Друг — это очень трудная должность. И если она тебе не по плечу, я готов извиниться, что потревожил тебя. Я думаю, никто не обидится, если ты уйдешь.

З а м я т и н. Зачем? Я не уйду.

К в а ш и н. Отлично. Значит, перед нами не школьник, не студент-путаник, а взрослый дядя, актер Олег Замятин, который знает, обязан знать, что такое дружба и чувство товарищества…

Е р о х и н. Из дружбы шубы не сошьешь.

К в а ш и н. Не знаю, как насчет шубы, но, по-моему, выходной костюм тебе, Ерохин, помогли сшить друзья…

Е р о х и н. Ну и что? Получу деньги — отдам.

К в а ш и н. С тебя не спрашивают. Но не выскакивай ты каждую минуту из пиджака. Можем ли мы вторгаться в жизнь Юрия и Ларисы? Можем, Замятин, должны, потому что им сейчас трудно, у них беда…

З а м я т и н. Ну, плохие папа и мама — это еще не беда.

К в а ш и н. Ты так думаешь? А мне кажется — беда. Вот тут Зимина сказала: «Тебе бы такую мамашу, как у Ларисы». Тебе, с твоей теорией невмешательства, с путаной философией, да еще такую мамашу — беда! Был бы ты сейчас не Олег Иванович Замятин, актер с дипломом каратыгинца, а какой-нибудь Оноре Жан, любимец маман, чеканил бы ты, Олежка, столичные тротуары или стоял у отеля и клянчил: «Подайте галстук молодому пижону». Вот тебе и мама!

З а м я т и н. Ты что, свихнулся?

Е р о х и н. Одобряю, Вася! «Глаголом жги сердца людей!»

Т е р е х о в а. Умоляю, мальчики, — без скандала! Нас всех сейчас выгонят. Вика, скажи им…

К в а ш и н. Только, слава богу, у тебя родители — люди и друзья, которым до всего есть дело, даже до тебя…

З а м я т и н. Ну чего ты рычишь, чего? Ты вызвал — я пришел. Говори, что нужно делать. Хочешь, чтобы я поселил у себя Куницына? С восторгом! Я один в пустой квартире — старики на даче. Прикажешь уничтожить родителей Ларисы? Пожалуйста. Могу их сжечь на костре… (Щелкает зажигалкой.) Извини, Ларочка, этого требует Квашин.

К в а ш и н. Спрячь зажигалку. От тебя только и пользы, что прикурить.

Т е р е х о в а. Опять? Умоляю, мальчики, я нервная, я не