Читать книгу - "Разговор о стихах - Ефим Григорьевич Эткинд"

петербургских цирках; возникновение интереса к рождающейся авиации и несколько трагических катастроф первых аэропланов; убийство царского министра Столыпина…

Перечислив эти события разного масштаба и значения, Блок заключает:

«Все эти факты, казалось бы столь различные, для меня имеют один музыкальный смысл. Я привык сопоставлять факты из всех областей жизни, доступных моему зрению в данное время, и уверен, что все они вместе всегда создают единый музыкальный напор»[5].

Поэт Блок ищет цельности мира, которую нужно восстановить – в этом и смысл искусства, цель поэзии.

Самолёт и метафора. 1910 год

В том же 1910 году Блок написал стихотворение, посвящённое одному из перечисленных им фактов, в совокупности составляющих «музыкальный напор»:

В неуверенном, зыбком полете

Ты над бездной взвился и повис.

Что-то древнее есть в повороте

Мертвых крыльев, подогнутых вниз.

Как ты можешь летать и кружиться

Без любви, без души, без лица?

О, стальная, бесстрастная птица,

Чем ты можешь прославить Творца?

В серых сферах летай и скитайся,

Пусть оркестр на трибуне гремит,

Но под легкую музыку вальса

Остановится сердце – и винт.

В этом коротком стихотворении многое сведено вместе, стянуто в одну точку: древние времена – и современность, мир живых существ – и техника, высокая духовность – и прозаическое общество. Главное в нём  сопоставление: «сердце – и винт». Авиационная катастрофа – это гибель и человека, и машины. Но человек и аэроплан противоположны, как живое и мёртвое. Летающая техника для Блока страшна, потому что она «без любви, без души, без лица». С этой бездуховностью техники сопрягается и душевная опустошённость современных людей, тех, которые, словно в театре, глядят на авиатора, слушая, как «оркестр на трибуне гремит», которые увидят гибель человека «под лёгкую музыку вальса». Здесь недаром говорится о музыке; она, по Блоку, сущность бытия, но эта-то музыка другая – «лёгкая», развлекательная, принадлежащая к фальшивому миру раздробленной «цивилизации». Для Блока такая «лёгкая музыка вальса», звучащая как фон для гибели авиатора и его машины, – антимузыка. Есть мир природы: это «бездна», «сердце», «любовь», «душа», «лицо». Есть мир антиприроды: это «стальная, бесстрастная птица» с «мёртвыми крыльями», с «винтом» вместо сердца. И сюда же относится антимузыка, весело аккомпанирующая смерти.

Блок 1910 года был далёк от церковной религиозности, но в этом сопоставлении духа и бездуховности, человека и машины «Творец» для него – высшее духовное начало. Впрочем, речь идёт не столько о Боге, сколько о живой птице: по давней поэтической традиции птица славит Бога своей песней. Вспомним пушкинскую птичку из поэмы «Цыганы» (1824), которая

                          …не знает

Ни заботы, ни труда,

Хлопотливо не свивает

Долговечного гнезда,

В долгу ночь на ветке дремлет;

Солнце красное взойдет,

Птичка гласу Бога внемлет,

Встрепенется и поет.

Стихотворение о гибели авиатора не просто рассказывает о каком-то происшествии, в его основе философская идея о противоположности духовного мира человека, всего живого антимиру бездушной техники. Идея эта выражена в метафоре птицы – «О, стальная, бесстрастная птица…», подкреплённой метафорическими глаголами. В сущности, метафорой является и обращение к аэроплану: «Чем ты можешь прославить Творца?» Это обращение как бы превращает машину в живое существо, притом что смысл стихотворения – в отрицании родственности между живым и неживым.

Самолёт и метафора. 1957 год

Определение метафоры и её роли в поэтическом искусстве дал в одной из своих статей Борис Пастернак: «Метафоризм – естественное следствие недолговечности человека и надолго задуманной огромности его задач. При этом несоответствии он вынужден смотреть на вещи по-орлиному зорко и объясняться мгновенными и сразу понятными озарениями. Это и есть поэзия. Метафоризм – стенография большой личности, скоропись её духа». И дальше Пастернак определяет цель, которую ставили перед собой некоторые великие живописцы, и – как следствие этой цели – характер их искусства: «Бурная живопись кисти Рембрандта, Микеланджело и Тициана не плод обдуманного выбора. При ненасытной жажде написать по целой вселенной, которая их обуревала, у них не было времени писать по-другому».

Значит, для Пастернака метафора – своеобразная скоропись человеческого духа, вызванная необходимостью для поэта «написать целую вселенную», то есть восстановить в своём творчестве нарушенную целостность мира и весь этот мир вместить в поэзию.

Ту же мысль Пастернак вложил в стихотворение «Ночь» (1956) – здесь она и сама выражена в метафорической форме:

Идет без проволочек

И тает ночь, пока

Над спящим миром летчик

Уходит в облака.

Он потонул в тумане,

Исчез в его струе,

Став крестиком на ткани

И меткой на белье.

Под ним ночные бары,

Чужие города,

Казармы, кочегары,

Вокзалы, поезда.

Всем корпусом на тучу

Ложится тень крыла.

Блуждают, сбившись в кучу,

Небесные тела.

И страшным, страшным креном

К другим каким-нибудь

Неведомым вселенным

Повернут Млечный Путь.

В пространствах беспредельных

Горят материки.

В подвалах и котельных

Не спят истопники.

В Париже из-под крыши

Венера или Марс

Глядят, какой в афише

Объявлен новый фарс.

Кому-нибудь не спится

В прекрасном далеке

На крытом черепицей

Старинном чердаке.

Он смотрит на планету,

Как будто небосвод

Относится к предмету

Его ночных забот.

Не спи, не спи, работай,

Не прерывай труда,

Не спи, борись с дремотой,

Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,

Не предавайся сну.

Ты – вечности заложник

У времени в плену!

Тема близка к блоковской – Пастернак тоже написал стихотворение о лётчике. Но у Блока авиатор и аэроплан, человек и машина – враждующие противоположности, Блок настаивает на бесчеловечности техники, «сердце» и «винт» в системе его стихотворения непримиримы, оба они обречены на гибель: винт остановится, и одновременно с ним – сердце.

У Пастернака, поэта другой эпохи, лётчик – символ человеческого духа. Он сопоставлен с художником, который тоже бодрствует, познавая мир.

В стихотворении все явления мира уравнены, как бы они ни были