Читать книгу - "Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - Дмитрий Бавильский"

Ораторий Санта-Чечилия пристроен к Сан-Джакомо-Маджоре: нужно свернуть в малоприметный дворик, по которому шумные дети, все сплошь в плащах Бэтмена, катаются на велосипедах – детский сад. Здесь мне запретили фотографировать. Впрочем, ни фотографии, ни репродукции не передают очарования цикла фресок из жизни Святой Цецилии (1505–1506), созданного художниками знаменитыми и не очень.

Ну, Лоренцо Костой после местной пинакотеки меня уже не удивить – его там несколько залов и сильного впечатления они не производят: Коста художник отличный¹³⁵, но не самый самостоятельный, много на кого похожий.  Вот и в оратории он не сильно выделяется на общем фоне – ведь на двух стенах лоб в лоб живут десять фресок, по пять мизансцен на пролет, и соавторы Косты, написавшего вторую и восьмую композиции, – Франческо Франча (первая и десятая сцены), Джованни Мария Кьодароло и Чезаре Тамароччо (3, 9), Баньякавалло и Бьяджо Пупини (4, 7), Амико Аспертини (5, 6) – ничуть не хуже. Все они, кстати, тоже присутствуют в пинакотеке и создают тот самый мощный замес, который затем станет болонской школой: братья Карраччи ведь возникли не на пустом месте, и весьма интересно понять, почему такой густопсовый академизм возник именно в Болонье, а не в каком-то ином месте.

Так что внутренний сюжет про жизнь и смерть титульной святой не только и не столько про сакральное, сколько про логику конкретного места. Тем более что, как уже понятно из расположения фресок, каждый «творческий коллектив» делал по два сюжета, зеркально отражающихся друг в друге и при этом соседствующих с современниками и конкурентами.

За схожестями, впрочем, следить интереснее, чем за различиями, так как мастера осознанно держались одной стилевой доминанты, которую мне хочется назвать светлой и прозрачной. Промытой.

Наполненной свечением и, с одной стороны, несущей груз прошлого искусства (что внезапно проступает в грузности некоторых фигур), но, с другой – уже вполне струящейся в сторону эталонного флорентийского Ренессанса.

В этом неслучайном соревновании мои симпатии на стороне Франческо Франчи, который открывал и закрывал житийный цикл. Первая фреска изображает свадьбу юной патрицианки Цецилии и язычника Валериана, который уже в следующей композиции станет ее соратником в девстве.

В последней серии цикла Франча показывает погребение святой, и ее резко алый покров притягивает внимание примерно так же, как шарф Джулии Ламберт из моэмовского «Театра», с которым актриса появляется на премьере. Этот покров заметен уже от дверей.

Интересно, конечно, в какой последовательности работали художники и как, насколько осознанно получилось у Франчи убрать конкурентов.