Читать книгу - "Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс"

В подобном популистском подходе есть существенные изъяны. Во-первых, послевоенная эпоха не была золотым веком. Темпы роста были тогда значительно ниже, чем в межвоенные годы, а уровень безработицы и доля работающего населения были не такими уж выдающимися по сравнению с 1920-ми годами и более ранним временем. Аномия в трудовых отношениях 1950-х годов стала темой работы Дэвида Рисмена «Одинокая толпа». Во-вторых, хотя глобализация сопровождалась сопутствующим ущербом, любой стандартный анализ показал бы наличие важных выгод, а не только издержек: расширение границ рынка, постепенно распространившегося на весь мир, которое очень хорошо ощущалось в 1980-х и 1990-х годах, могло лишь стимулировать американские инновации; низкие процентные ставки, под которые Китай выдавал кредиты, также могли бы стать стимулом для инноваций — и стали бы, если бы американская экономическая политика не создала стимулов для инвестиций в жилую недвижимость со стороны спекулянтов и субстандартных заемщиков. Наконец, хотя стремление увеличить прибыль за счет повышения эффективности обернулось потерей некоторых рабочих мест и ослаблением влияния профсоюзов, сокращение одних рабочих мест позволило спасти другие, а новоприобретенная независимость от профсоюзов могла лишь способствовать созданию новых рабочих мест. Нет убедительных причин считать, что корпоративистский дух, царивший в послевоенной Америке, гарантировал динамизм или создавал рабочие места; также нет оснований считать, что неоконсервативный поворот к интересам бизнеса и к восстановлению контроля собственников привел к утрате динамизма или сокращению числа рабочих мест.

Согласно другой версии упадка, более длинный и несколько иной «золотой век» начался несколькими десятилетиями ранее и продлился вплоть до 1960-х годов. Свободное предпринимательство пользовалось широкой поддержкой со стороны как общества, так и государства. Государственное регулирование не было всепроникающим, и с ним можно было жить. Большинство ставок налогов в Америке были относительно низкими. Посещаемость колледжей была самой высокой в мире. В здравоохранении и образовании создавались новые частные колледжи и частные больницы, которые могли приносить прибыль. Инновационными были даже такие большие корпорации, как DuPont и IBM. Когда предрассудки ослабли, все больше представителей меньшинств стало появляться среди специалистов и бизнесменов. Рост был значительным, а безработица, если не брать 1930-х годов, низкой. Это была эпоха предпринимательства.

И эта история говорит нам о том, что «золотой век» закончился. Растущее регулирование сужало возможности инвестирования. Из-за ущербных государственных школ и семейной среды компаниям не хватало людей, которые способны пользоваться новыми технологиями. (Говорят, что трудно найти работников, которых можно было бы посадить на телефон, и для выполнения даже самых мелких поручений компаниям приходится нанимать выпускников колледжей.) Налоги на сбережения и инвестиции стали сравнительно жесткими. Даже небольшие фирмы обычно были вынуждены получать статус организаций с ограниченной ответственностью. После уплаты налога на прибыль организаций у компаний оставалось всего 65 % дохода, а после уплаты 15-процентного налога на дивиденды и прирост капитала — всего 55 %. Рост замедлился, а безработица усилилась.

Мораль, которую выводят из этой истории консерваторы, заключается в том, что Америке лучше всего вернуться к хрестоматийному капитализму: для восстановления занятости и роста экономике нужно иметь меньше правил (и они должны быть проще), а корпоративные ставки налогов должны быть значительно снижены. Некоторые публицисты, благосклонные к капитализму, задаются вопросом о том, подходит ли теперь для всего этого сама социальная структура Америки: