Читать книгу - "Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории - Егор Гайдар"

На отвоеванных у моря голландских землях была крайне мало по европейским стандартам распространена земельная собственность аристократии. Подавляющая часть земли находилась в четко определенной, зафиксированной кадастрами крестьянской собственности. Тот факт, что Голландия контролировала морское побережье и устья крупных рек, объективно подталкивал ее к широкому участию в торговле. Голландское общество XVII в. производило глубокое впечатление на посещавших Нидерланды европейцев. Наблюдатели были поражены количеством нововведений, которые они видели в Голландии практически в каждом виде деятельности, восхищались развитием голландского мореплавания и торговли, техническим уровнем промышленности, развитием финансов, красотой, упорядоченностью и чистотой городов, степенью религиозной и интеллектуальной терпимости, качеством больниц и приютов^[619].

Завоевавшие независимость от испанской короны голландские города категорически отвергли идею о том, что на смену испанскому владыке может прийти отечественный правитель. Пьер де ля Курт и Джон де Витт писали: “У нас есть причина постоянно молиться за то, чтобы Господь избавил Голландию от ужаса монархии”^[620]. Декларация Генеральных штатов от 26 июля 1581 года – один из самых ярких манифестов, закрепляющих права и свободы населения союза городов от произвола королей.

Опыт голландских институтов, обеспечивающих гарантии прав собственности и личности, оказал серьезное влияние на политическое развитие Англии, не бывшей союзом городов‑государств, но представлявшей собой первое в Европе крупное государство с доминирующей ролью парламента. Т. Гоббс, анализируя причины гражданской войны в Англии, писал: “Лондон и другие торговые города восхищались процветанием Нидерландов, которого они достигли после свержения своего монарха, короля Испании, они были убеждены, что похожие изменения в системе правления позволят и им добиться такого же процветания”^[621].

Представительный орган в той или другой форме должен обсуждать не только необходимость чрезвычайного налогообложения, но и целесообразность расходов, в первую очередь военных, на которые эти налоги будут направлены^[622]. В Англии функции представляющего интересы налогоплательщиков парламента, его участие в обсуждении и решении вопросов по всей структуре доходов и расходов государственного бюджета постепенно расширялись. Но за королями остается монополия на применение насилия. Регулярные налоги дополняются конфискациями имущества, принудительными безвозвратными займами, связанными с лишением свободы заимодавцев. “При Карле берут штраф с богатых людей, которые уклоняются от покупки рыцарского звания; в 1630–1631 годах таких штрафов набрали 115 тысяч ф… В 1635 году у каждого судьи требуют письменного мнения о правомерности корабельного сбора. Взимание последнего встретилось с сопротивлением. В 1637 году король снова спрашивает судей и велит распространить по всей стране их благоприятный правительству ответ как орудие политической борьбы… Правительство преследовало в данном случае невыполнимую задачу. Оно хотело опереться на авторитет суда; оно подрывало этот авторитет тем самым, что хотело обратить судей в своих послушных слуг. Население теряло веру в беспристрастие судей, которым грозила отставка за всякое решительное проявление политической самостоятельности, которых ждало служебное повышение за приспособление к поворотам правительственной политики. И когда правительство достигло своей цели, когда оно добилось от судей энергичного содействия своим видам, то оказалось, что судейская помощь утратила большую часть своей цены именно потому, что суд стал слишком близким к правительству”^[623].

Борьба против королевского насилия лежит в основе конфликта между английской короной и парламентом, который привел к Английской революции XVII в. После сопутствующих ей бурных событий в стране, как прежде и в Голландии, окончательно укореняются нормы неприкосновенности личности и частной собственности, невозможность произвольных конфискаций, порядок определения представителями налогоплательщиков доходов и расходов бюджета, наконец, вся налоговая система.

Приглашение Вильгельма Оранского, протектора Голландии, на английский престол лишь характерный штрих влияния голландских институтов на политическое развитие Англии. Трудно представить себе другого европейского правителя, для которого подписание Билля о правах (1689 год), передающего контроль над налогообложением, судебной системой и вооруженными силами парламенту, было бы столь естественно, органично его представлениям о разумном устройстве государства^[624].

После “славной революции” 1688 года развитие Англии находится под очевидным влиянием голландских установлений. Виднейший экономист того времени У. Петти в своей “Политической арифметике”, опубликованной в 1690 году, обращает внимание на голландский опыт как образец для подражания: маленькая страна может сравняться богатством и мощью с государствами, которые располагают гораздо большим населением и более обширной территорией. Г. Кинг в своей работе 1696 года отмечает, что налоговые поступления на душу населения в Голландии в 2,5 раза превышают душевые налоговые доходы Англии и Франции^[625].

Войны XVIII в. продемонстрировали потенциал английских финансов, который позволил стране с населением вдвое меньше Франции мобилизовать доходы в не меньшем объеме, чем французские, и занимать деньги под более низкий процент. Преимущества английской системы налогообложения перед французской, традиционной для аграрного общества, основанной на прямых налогах – поземельном и подушевом, стали очевидны.

Связь событий 1688–1689 годов – стабилизация политического режима, укоренение демократии налогоплательщиков, упорядочение прав собственности, гарантии прав личности – с экономическим ростом, подъемом финансового и военного могущества Англии была для западноевропейских современников очевидным фактом^[626]. Разумеется, это не означает, что изъятие собственности стало невозможным. Становление институтов английского общества XVIII в. неотделимо от огораживания – перераспределения земельной собственности, которая не была юридически оформлена, – в пользу правящей землевладельческой элиты. Но все это происходит в рамках парламентской процедуры.