Читать книгу - "Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике - Мартина Лёв"

Несомненно, собственная логика “обычного” в африканских городах развивается своим путем, не похожим на европейские города. О том, почему это так, исследователи часто задумывались и предлагали самые разные объяснения, начиная с тезиса об “урбанизации без экономического роста” (ср. Davis 2006) и заканчивая требованием рассматривать африканские процессы урбанизации как специфичные для каждого случая комбинации аборигенных культур, исторических контекстов, колониального наследия и постколониальных процессов. Мне же хотелось бы в заключение сформулировать, опираясь на упомянутые выше работы по теории пространств, несколько иной, осторожный, тезис^[126]. Фернан Бродель в своих работах по социальной истории назвал город и государство двумя состязающимися бегунами: будучи независимыми друг от друга принципами организации пространства, каждый со своей логикой действия, они соперничают за то, кому быть главным структурообразующим фактором (ср. Braudel 1985: 560). При этом важно подчеркнуть, что с точки зрения теории пространств логика спатиализации у них разная (ср. Nassehi 2002; Held 2005: 230f.). В то время как государство действует прежде всего как машина эксклюзии, т. е. основывается на принципе территориального исключения и тем самым продуцирует гомогенность, городу такой механизм различения не свойственен. Город, с его многообразными функциональными дифференциациями, представляет собой скорее гетерогенизирующую машину инклюзии, причем ареал, из которого к нему стекаются люди, зачастую выходит за границы территориального государства.

Кто выиграл в этом состязании бегунов в Европе, мы знаем: в первые столетия городского развития – по крайней мере, в Италии, Германии и Фландрии – города одержали победу над территориальными государствами и долгое время жили самостоятельной жизнью (ср. Braudel 1985: 560), однако в современную эпоху, без всякого сомнения, победителями гонки являются пока национальные государства. Если же мы обратим свой взор к Африке и происходящим там сейчас процессам, то можно сформулировать такую гипотезу: состязание между национальным государством и городом как принципами организации пространства еще не закончено, его исход пока неясен, и, может быть, африканские города даже лидируют в нем. Именно об этом, как мне кажется, говорят работы целого ряда авторов, которые решительно оспаривают ценность “контейнерной” теории национального государства для анализа городских реальностей. Так, например, национальное государство используется в качестве базовой “счетной единицы” (Berking 2006: 67) в международных исследованиях Всемирного банка, посвященных определению позиции каждой страны в конкуренции за экспортные квоты, измерению параметров бедности, ВВП и т. д.; но обеспечивает ли такая счетная единица убедительный порядок знания? Может быть, следовало бы расширить горизонт и включить в рассмотрение те транснациональные сети, которые оказывают на повседневную хозяйственную деятельность в африканских городах гораздо большее влияние, нежели то, которое приписывает им контейнерная теория методологического национализма? В защиту такого взгляда – прежде всего применительно к Африке – высказывались в последнее время многие авторы (ср. Callaghy/Kassimir/Latham 2001; Nordstrom 2005), чей главный аргумент сводится к тому, что архитектура используемой в международных исследованиях по городским экономическим пространствам Африки аналитической рамки с ее упрощающими дуальными схемами “национальное/локальное”, “формальное/неформальное” и “легальное/нелегальное” не годится для описания африканских реалий, потому что охватывает лишь часть осуществляемых видов экономической деятельности. Главная причина этого – в том, что внимание авторов подобных исследований сфокусировано на национальном государстве и, следовательно, роль “трансграничных образований” (Latham/Kassimir/Callaghy 2001: 1) в процессах создания стоимости, протекающих в африканских городах, оказывается у них в слепой зоне. Эти образования – как правило, негосударственные – сочетают в себе “глобальные, региональные, национальные и локальные силы, [объединяемые] структурами, сетями и дискурсами, которые обладают широким спектром воздействия (как благотворного, так и вредоносного) и на Африку в целом, и на каждое сообщество” (ibid.: 5). Поэтому необходимо поменять исследовательскую перспективу, с тем чтобы в центре внимания оказалось изучение городских пространств как “места создания транслокальных экономик, разворачивающихся и используемых в рамках таких логик и практик, которые не вписываются в привычные понятия роста и развития” (Simone 2004: 2).

Кто бы ни победил в состязании, африканские города во многих отношениях не поддаются удовлетворительному описанию с помощью расхожих урбанистических концепций. Несмотря на те недостатки (в области инфраструктуры, индустриализации, социальной интеграции, безопасности), которые заметны снаружи и постоянно подчеркиваются, города Африки обнаруживают удивительную жизнестойкость и высокий креативный и инновационный потенциал. Чтобы преодолеть привычную модель описывания недостатков и адекватно оценивать специфические потенциалы африканских городских пространств, нужен интегративный и междисциплинарный подход.

В рамках такого подхода, помимо всего прочего, больше внимания будет снова обращено на тех, кто играет одну из главных ролей в формировании облика этих пространств, – на их жительниц и жителей. На передний план в таком случае сильнее выдвинется роль городов как мест культурных и социальных трансформаций – в противовес широко распространенному дискурсу о чрезмерной урбанизации как “главном показателе скандальной ситуации в недоразвитых странах” (Coquery-Vidrovitch 2005: 21). Такой взгляд никоим образом не будет означать затушевывания серьезных экологических и социальных проблем, с которыми приходится справляться многим городам в Африке. С точки зрения предлагаемого подхода, “урбанизация не хороша и не плоха – она, как и повсюду, есть необратимый факт, и в ее условиях будет разыгрываться будущая жизнь обществ” (ibid.: 22). Не предполагается также и никакой романтизации тех повседневных стратегий выживания, к которым прибегают многие люди в африканских городах, потому что, вне всякого сомнения, “для большого числа городских обитателей жизнь представляет собой одну сплошную чрезвычайную ситуацию” (Simone 2004: 4). Но уже само английское слово emergency [чрезвычайная ситуация, от глагола to emerge (возникать) – прим. пер.] заключает в себе указание на то, что из подобной ситуации вполне могут (хотя и не обязаны) возникать такие новые формы продуктивного решения острых жизненных проблем, которые “людям с докторскими степенями и в голову бы не пришли” (Annorbah-Sarpei 2004: 457).