Читать книгу - "Этика банков. Уроки финансового кризиса. Учебное пособие - Петер Козловски"

В отличие от врачей финансовые посредники не застрахованы от непреднамеренных ошибок, однако делают их при консультировании. Финансовые посредники не обладают таким особым статусом, как врачи, которые обязаны постоянно заботиться о пациентах и поэтому отличаются более высоким правовым положением, чем представители других профессий. Врачи, руководствуясь своей статусной этикой, должны понимать, что если пациенту после осмотра становится хуже, значит, они сделали что-то не так. А финансовые посредники охотно перекладывают вину за потери на рынок, который сыграл против клиентов. В этом смысле профессиональная этика финансовых посредников еще слишком слаба.

Финансовый кризис, как и все глубокие исторические кризисы, имеет не одну, а несколько причин. Не все они оцениваются с позиции хозяйственной этики, что подтверждает слабость экономической и предпринимательской этики. Однако некоторые кризисные феномены вызваны именно недостаточным уровнем этической мотивации и готовности финансовых игроков к этическим действиям, как и слабым вниманием финансовых компаний к своей институциональной этике.

Сами по себе названные выше причины связаны не только с банками. Все – политики и клиенты банков – требовали от них проведения политики легких денег и возможности их получения, а также обеспечения доступа любого желающего к дешевому кредиту. В этом смысле все в той или иной мере содействовали расширению и чрезмерному развитию финансового сектора, поэтому нельзя вину за это возлагать исключительно на рыночную экономику, и в частности на банки и на финансовую сферу. Финансовая сфера допустила огромную ошибку, однако чрезмерное удешевление кредитов произошло не только по ее вине. Эта политика прежде всего расширила возможности для всех – для масштабных инвестиций крупных компаний, для жилищного строительство для богатых и не очень богатых людей и для осуществления государством расходов рестрикцией сбалансированного бюджета сверх государственного долга на финансовом рынке. Сюда следует добавить и драматическое повышение цены на нефть, которое уменьшило имеющиеся доходы бюджета, и внезапно ощутившую угрозу американскую автомобильную промышленность с ее жаждой бензина SUV, внезапно оказавшегося никому не нужным^[234].

То, что довольно бедные люди, переоценившие свою обычную кредитоспособность, оказались в состоянии купить собственный дом, отражало чаяния социальной политики. Удешевление финансирования собственных жилых домов, и прежде всего в США, придумали не банки, а политики. Нельзя сказать, что упрощение доступа к ипотечным кредитам было плохой идеей. Более того, такое удешевление ипотечных кредитов было частью требований социальной реформы XIX в., поддержанных кооперативными банками.

Политика дешевых денег вынуждена была финансировать и такую сверхзатратную программу Германии, как объединение немецких государств, или такую затратную программу Америки, как война в Ираке. Никто не смог заставить население Германии или США умерить потребление из-за увеличения государственных расходов, что потребовалось бы сделать в результате финансирования экстраординарных расходов только за счет налогов. Пришлось прибегнуть к кредитному финансированию, к государственному долгу, что привело к значительной нагрузке на кредитный рынок. Драматичный рост государственного долга в Германии выразился в том, что он в течение десятилетия после объединения немецких государств вырос почти в 4 раза^[235]. Такие темпы роста способны привести к реальному разрушению финансового сектора.

Масштабы современного кризиса при этом нельзя полностью объяснить только алчностью участников в финансовых институтах. Они вызваны действиями налогового и социального государства, которое во все большей степени вынуждено финансировать задачи и расходы, но не может больше завинчивать налоговый пресс из-за международной конкуренции и наличия налоговых оазисов, а поэтому вынуждено обращаться к государственному долгу и использованию кредитного рынка.

После краха крупных банков с давней историей все заговорили о необходимости дополнительного контроля. Однако наряду с экстремальностью ситуации полностью дерегулированного капитализма, с одной стороны, и государственным контролем финансового сектора, с другой стороны, следует в качестве третьей альтернативы назвать собственные этические обязанности и самоконтроль в рамках одного рыночного порядка, положенного в основу модели социального рыночного хозяйства.

Идея самоограничения и самоконтроля финансового сектора была утеряна в период с 1997 по 2007 г. и заменена идеей эффективного рынка, который благодаря конкуренции извне сделал самоограничение участников рынка излишним. Контроль посредством эффективных рынков тоже был основой Вашингтонского консенсуса, который обязаны были соблюдать все страны и весь мировой финансовый рынок. Теория социального рыночного хозяйства фрайбургской Школы национальной экономики, Фрайбургский консенсус, подкреплялась такой догмой непогрешимости рынка, что постоянно исключалась из рациональной дискуссии.

Социальное рыночное хозяйство не навязывает тот тезис, что рынки поставляют абсолютно правильную информацию, хотя она действительно самая лучшая, однако они иногда функционируют неэффективно и несовершенно. Социальное рыночное хозяйство воспринимается как предел человеческой рациональности. Смысл атрибута «социальный» в социальном рыночном хозяйстве следует понимать не как «распределительный» или «нивелирующий», а как «сглаживающий нестабильность»^[236]. Влияние ограниченности человеческой рациональности на рынке, а также чрезмерный эгоизм на рынке вызвали нестабильность, что проявилось в кризисе финансовых рынков. Сглаживание таких нестабильностей является целью социального рыночного хозяйства. В своем понимании, что сглаживание нестабильностей на рынке всегда необходимо, социальное рыночное хозяйство предполагает интеллектуально гармоничную веру в акционерный капитализм и находит в этом поддержку теории и практики рыночного хозяйства. При этом остаются как англо-американские, так и континентально-европейские угрозы в отношении рыночного хозяйства, хотя они иногда зеркально противоположны.